Этот форум предназначен для обсуждения Советской эпохи и и музыки. Все сообщения, не относящиеся к теме,
непристойные сообщения, а также сообщения, оскорбительные для других участников форума будут удалены.
http://i080.radikal.ru/1001/0b/544a82552f00.jpg
1923 г.
http://s51.radikal.ru/i133/1001/5f/2cb3c67d1626.jpg
1930 г.
http://s42.radikal.ru/i096/1001/6e/71751556ed40.jpg
1931 г. Кадр из фильма "Куле Вампе".
У микрофона радио "Коминтерн", Москва, 1936 г.
http://s47.radikal.ru/i116/1001/4c/38ec3791ebf1.jpg
Конец 1930-х гг.(?) Эрнст Буш выступает на митинге "Долой Франко".
http://s005.radikal.ru/i212/1001/24/2d2293f01bee.jpg
Испания, 1937 г. Эрнст Буш среди бойцов Одиннадцатой интербригады.
http://s57.radikal.ru/i156/1001/7f/f1dc818eacee.jpg
Берлин, 20.10.1946 г.
http://i081.radikal.ru/1001/4b/b37ca4fdb6dc.jpg
Берлин, 20.10.1946 г.
Эрнст Буш (слева) в спектакле "Мать".
http://s006.radikal.ru/i213/1001/cd/a66c1d2136ad.jpg
На гастролях в Вене, 1951(4)? г.
http://s001.radikal.ru/i194/1001/fe/09e842e6258a.jpg
Участники "Октоберклуба" поздравляют Буша с 70-ти летием, 1970 г.
http://i077.radikal.ru/1001/7b/18dc9dcb24ae.jpg
Фото 1981 г.
Дом Эрнста Буша. После кончины певца в 1980 г. здесь был его дом-музей (закрыт по причине банкротства в 1992 г.)
Дом знаком по фильму "17 мгновений весны", где он фигурирует как дом Штирлица.
Из фото самые показательные - 1946 года (шрам виден, и что левая половина лица парализована).
Прямая иллюстрация к известному стихотворению Константина Симонова о первом послевоенном выступлении Эрнста Буша 30 мая 1946 года.
"...Потом пришел день, который я никогда не забуду. Впервые после войны я видел и слышал Эрнста Буша. Он еще не вполне оправился после ранения и производил впечатление больного, истощенного человека. Но в нем жила огромная сила и огромная страсть. А для меня этот человек, после того что я пережил на войне, был прообразом подлинной Германии. Он был немцем, которого я люблю, он был символом той Германии, которую я люблю. Поэтому я посвятил ему одно из первых стихотворений, написанных мною после войны, - немцу Эрнсту Бушу."
Немец
Константин Симонов
В Берлине на холодной сцене
Пел немец, раненный в Испании,
По обвинению в измене
Казненный за глаза заранее,
Пять раз друзьями похороненный,
Пять раз гестапо провороненный,
То гримированный, то в тюрьмах ломанный,
То вновь иголкой в стог оброненный.
Воскресший, бледный, как видение,
Стоял он, шрамом изуродованный,
Как документ сопротивления,
Вдруг в этом зале обнародованный.
Он пел в разрушенном Берлине
Все, что когда-то пел в Испании,
Все, что внутри, как в карантине,
Сидело в нем семь лет молчания,
Менялись оболочки тела,
Походки, паспорта и платья,
Но, молча душу сжав в объятья,
В нем песня еле слышно пела,
Она охрипла и болела,
Она в жару на досках билась,
Она в застенках огрубела
И в одиночках простудилась.
Она явилась в этом зале,
Где так давно ее не пели.
Одни, узнав ее, рыдали,
Другие глаз поднять не смели.
Над тем, кто предал ее на муки,
Она в молчанье постояла
И тихо положила руки
На плечи тех, кого узнала.
Все видели, она одета
Из-под Мадрида, прямо с фронта:
В плащ и кожанку с пистолетом
И тельманку с значком Рот Фронта.
А тот, кто пел ее, казалось,
Не пел ее, а шел в сраженье,
И пересохших губ движенье,
Как ветер боя, лиц касалось.
...............................
Мы шли с концерта с ним, усталым,
Обнявшись, как солдат с солдатом,
По тем разрушенным кварталам,
Где я шел в мае в сорок пятом.
Я с этим немцем шел, как с братом,
Шел длинным каменным кладбищем,
Недавно — взятым и проклятым,
Сегодня — просто пепелищем.
И я скорбел с ним, с немцем этим,
Что, в тюрьмы загнан и поборот,
Давно когда-то, в тридцать третьем,
Он не сумел спасти свой город.
1946-1949
SW отредактировал это сообщение 21.01.10 в 01:43
Мой первый урок классовой борьбы Автор:
SW 21.01.10 02:13
Meine erste Lektion (Запись 1960-х гг.)
Мой первый урок классовой борьбы.
К 110-летию Эрнста Буша. Юбиляр рассказывает о своем пути в революцию (запевая по ходу рассказа "Марш социалистов"(?) и "Интернационал"). Суть рассказа см. по тексту ниже.
Download mp3 file:
http://stream.ifolder.ru/15832578
"
22 января 1900 года в Киле, в семье потомственного пролетария, строительного рабочего Фридриха Буша и портнихи Эммы Буш родился сын Эрнст. Отец будущего певца революции был членом социал-демократической партии Германии, примыкая к ее левому крылу, остававшемуся верным марксизму.
С детских лет Эрнст жил в атмосфере классово-сознательной трудовой семьи, достаток которой зависел от заработков отца, не раз попадавшего в полосу сезонной безработицы. Заметным подспорьем в семейном бюджете был скромный приработок Эммы Буш, просиживавшей долгие зимние вечера за швейной машинкой. Как вспоминает Эрнст Буш, семья из пяти человек ютилась в двух небольших комнатках, лучшая комната - "гостиная" - всегда сдавалась жильцам.
В семье Буша много и охотно пели. Пела мать, знавшая десятки народных песен и популярных романсов. Пела старшая сестра Эрна. Неплохим баритоном обладал отец, с молодых лет неизменный участник хорового союза строительных рабочих "Гармония". Иногда он брал с собой на спевки маленького сына, и Эрнст, еще не знавший грамоты, с необыкновенной легкостью запоминал мелодии и слова многих песен, входивших в репертуар "Гармонии".
"Если вокальные данные я унаследовал от матери, - говорит Буш, - то мое актерское призвание, очевидно, идет от отца".
В архиве Эрнста Буша хранится небольшая клеенчатая тетрадка, исписанная рукой его отца. Он заносил в эту тетрадь свои сочинения, предназначавшиеся для исполнения на рабочих собраниях и вечеринках.
Когда строительный участок, на котором работал Фридрих Буш, был не слишком далеко от дома, маленький Эрнст обычно носил отцу судки с обедом, взбираясь на строительные леса, где его встречали веселые возгласы товарищей отца, знавших о большом музыкальном таланте ребенка и любивших слушать его звонкий голосок.
Первое боевое крещение Эрнста Буша произошло в 1907 году во время рабочей маевки, созванной Кильским комитетом социал-демократической партии. Семилетний Эрнст без тени смущения вышел на сцену загородного клуба "Лесной покой", расположенного в центре лесного массива в нескольких километрах от Киля, и спел запев второго куплета "Интернационала":
Никто не даст нам избавления -
Ни бог, ни царь и ни герой...
С этим "дебютом" связаны события, о которых сам Буш не без юмора говорит сегодня как о своей "первой политической дискриминации":
- Я учился в народной мужской школе, начиная с восьмого класса и до первого (Примечание. В немецких школах того времени счет классов велся так: восьмой - начальный, первый - выпускной). Очевидно, школьное начальство обратило внимание на мои вокальные данные, и в один из весенних дней 1907 года наш дом посетил мой школьный учитель пения и завел разговор с моей матерью о том, что хорошо было бы зачислить меня в приходской церковный хор. Мать ответила уклончиво, сославшись на необходимость получить согласие отца. Однако отец самым решительным образом отверг это предложение: "Из этой затеи у них ничего не выйдет. Сына своего церковникам я не отдам. Пусть лучше поет у нас в "Гармонии".
Категорическое "нет!" отца и последовавшее вскоре выступление мальчика на рабочей маевке имело свои последствия. Сына "красного каменщика", успевающего ученика, имевшего всегда отличные оценки по пению, перевели в разряд "отстающих", а в его дневнике отметка по пению отныне не поднималась выше "удовлетворительно".
Эрнст Буш не зря квалифицирует эту страничку своей биографии как "первую политическую дискриминацию". Публичное исполнение куплета из "Интернационала" действительно стало своеобразным началом его революционного пути в искусстве и первым столкновением с властями.
"
Интересная песня, но в "Самодеятельность" не помещается по размеру.
Название: Das Lied vom Klassenfeind Песня о классовом враге - немецкий
Описание: "Однажды они зашагали, новый вздымая флаг. И кто-то сказал: «Устарело понятие «классовый враг»..."
Песня написана в 1933 году после прихода Гитлера к власти и, рассказывая об истории Германии с 1900 по 1933 год, опровергает тезис нацистов об окончании классовой борьбы. Текст и перевод прилагаются. Запись 1960-х гг.
Музыка: Ганс Эйслер (Hanns Eisler) Слова: Бертольт Брехт (Bertolt Brecht) 1933г. Исполняет: Эрнст Буш (Ernst Busch)
Download mp3 file:
http://stream.ifolder.ru/17515271
Das Lied vom Klassenfeind Песня о классовом враге - немецкий
Музыка: Ганс Эйслер (Hanns Eisler) Слова: Бертольт Брехт (Bertolt Brecht)
-1-
Als ich klein war, ging ich zur Schule
und ich lernte, was mein und was dein.
Und als da alles gelernt war,
schien es mir nicht alles zu sein.
Und ich hatte kein Frühstück zu essen,
und andre, die hatten eins:
Und so lernte ich doch noch alles
vom Wesen des Klassenfeinds.
Und ich lernte, wieso und weswegen
da ein Riss ist durch die Welt?
Und der bleibt zwischen uns, weil der Regen
von oben nach unten fällt.
-2-
Und sie sagten mir: Wenn ich brav bin,
dann werd ich dasselbe wie sie.
Doch ich dachte: Wenn ich ihr Schaf bin,
dann werd ich ein Metzger nie.
Und manchen von uns sah ich,
der ging ihnen auf den Strich.
Und geschah ihm, was dir und was mir geschah,
dann wunderte er sich.
Mich aber, mich nahm es nicht wunder,
ich kam ihnen frühzeitig drauf:
Der Regen fließt eben herunter
und fließt eben nicht hinauf.
-3-
Da hört ich die Trommel rühren,
und alle sprachen davon:
Wir müssten jetzt Kriege führen
um ein Plätzlein an der Sonn.
Und heisere Stimmen versprachen uns
das Blaue vom Himmel herab.
Und herausgefressene Bonzen
schrien: Macht jetzt nicht schlapp!
Und wir glaubten: Jetzt sind's nur mehr Stunden,
dann haben wir dies und das.
Doch der Regen floss wieder nach unten,
und wir fraßen vier Jahre lang Gras.
-4-
Und einmal, da hieß es auf einmal:
Jetzt machen wir Republik!
Und der eine Mensch ist da dem ändern gleich,
ob er mager ist oder d_i_c_k.
Und was vom Hungern matt war,
war so voll Hoffnung nie.
Doch was vom Essen satt war,
war hoffnungsvoll wie sie.
Und ich sagte: Da kann was nicht stimmen
und war trüber Zweifel voll:
Das stimmt doch nicht, wenn der Regen
nach aufwärts fließen soll.
-5-
Sie gaben uns Zettel zum Wählen,
wir gaben die Waffen her.
Sie gaben uns ein Versprechen,
und wir gaben unser Gewehr.
Und wir hörten: Die es verstehen,
die würden uns helfen nun.
Wir sollten an die Arbeit gehen,
sie würden das übrige tun.
Da ließ ich mich wieder bewegen
und hielt, wie's verlangt wurd', still
und dachte: Das ist schön von dem Regen,
dass er aufwärts fließen will.
-6-
Und bald darauf hörte ich sagen,
jetzt sei alles schon eingerenkt.
Wenn wir das kleinere übel tragen,
dann würd' uns das größere geschenkt.
Und wir schluckten den Pfaffen Brüning,
damit's nicht der Papen sei.
Und wir schluckten den Junker Papen,
denn sonst war am Schleicher die Reih.
Und der Pfaffe gab es dem Junker,
und der Junker gab's dem General.
Und der Regen floss nach unten,
und er floss ganz kolossal.
-7-
Während wir mit Stimmzetteln liefen,
sperrten sie die Fabriken zu.
Wenn wir vor Stempelstellen schliefen,
hatten sie vor uns Ruh.
Wir hörten Sprüche wie diese:
Immer ruhig! Wartet doch nur!
Nach einer größeren Krise
kommt eine größere Konjunktur!
Und ich sagte meinen Kollegen:
So spricht der Klassenfeind!
Wenn der von guter Zeit spricht,
ist seine Zeit gemeint.
Der Regen kann nicht nach aufwärts,
weil er's plötzlich gut mit uns meint.
Was er kann, das ist: er kann aufhör´n,
nämlich dann, wenn die Sonne scheint.
-8-
Eines Tags sah ich sie marschieren
hinter neuen Fahnen her.
Und viele der Unsrigen sagten:
Es gibt keinen Klassenfeind mehr.
Da sah ich an ihrer Spitze
Fressen, die kannte ich schon,
und ich hörte Stimmen brüllen
in dem alten Feldwebelton.
Und still durch die Fahnen und Feste
floss der Regen Nacht und Tag.
Und jeder konnte ihn spüren,
der auf der Straße lag.
-9-
Sie übten sich fleißig im Schießen
und sprachen laut vom Feind
und zeigten wild über die Grenze.
Und uns haben sie gemeint.
Denn wir und sie, wir sind Feinde
in einem Krieg, den nur einer gewinnt.
Denn sie leben von uns und verrecken,
wenn wir nicht mehr die Kulis sind.
Und das ist es auch, weswegen
ihr euch nicht wundern dürft,
wenn sie sich werfen auf uns, wie der Regen
sich auf den Boden wirft.
-10-
Und wer von uns verhungert ist,
der fiel in einer Schlacht.
Und wer von uns gestorben ist,
der wurde umgebracht.
Den sie holten mit ihren Soldaten,
dem hat Hungern nicht behagt.
Dem sie den Kiefer eintraten,
der hatte nach Brot gefragt.
Dem sie das Brot versprochen,
auf den machen sie jetzt Jagd.
Und den sie im Zinksarg bringen,
der hat die Wahrheit gesagt.
Und wer ihnen da geglaubt hat,
dass sie seine Freunde sind,
der hat eben dann erwartet,
dass der Regen nach oben rinnt.
-11-
Denn wir sind Klassenfeinde,
was man uns auch immer sagt:
Wer von uns nicht zu kämpfen wagte,
der hat zu verhungern gewagt.
Wir sind Klassenfeinde, Trommler!
Das deckt dein Getrommel nicht zu!
Fabrikant, General und Junker -
unser Feind, das bist du!
Davon wird nichts verschoben,
da wird nichts eingerenkt!
Der Regen fließt nicht nach oben,
und das sei ihm auch geschenkt!
-12-
Da mag dein Anstreicher streichen,
den Riss streicht er uns nicht zu!
Einer bleibt und einer muss weichen,
entweder ich oder du.
Und was immer ich auch noch lerne,
das bleibt das Einmaleins:
Nichts habe ich jemals gemeinsam
mit der Sache des Klassenfeinds.
Das Wort wird nicht gefunden,
das uns beide jemals vereint!
Der Regen fließt von oben nach unten.
Und du bist mein Klassenfeind.
1933
Перевод (классический советский, автор (?)):
ПЕСНЯ О КЛАССОВОМ ВРАГЕ
1
Меня научили в школе
Закону «мое -- не твое»,
А когда я всему научился,
Я понял, что это не все.
У одних был вкусный завтрак,
Другие кусали кулак.
Вот так я впервые усвоил
Понятие «классовый враг».
Я понял, как и откуда
Противоречья взялись.
Так и будет всегда, покуда
Дождь падает сверху вниз.
2
Твердили мне: будешь послушным --
Станешь таким, как они.
Я же понял: не быть тому мясником,
Кто ягненком был искони.
Иной стремился к богатству,
И втирался к богатым он.
Я видел, как искренно он удивлялся,
Когда его гнали вон.
А я не желал дивиться.
Я знал уже в те года:
Дождь может лишь книзу литься,
Но вверх не идет никогда.
3
Загремели вдруг барабаны:
«Собирайся, народ, в поход,
В богатые дальние страны,
Где нас место под солнцем ждет
С три короба нам сулили
Охрипшие крикуны,
И жирные бонзы вопили!
«Вы драться как львы должны!»
Мы годами не ели хлеба,
Веря в радужные пути.
А дождь все струился с неба,
И вверх не хотел идти.
4
А потом порешило начальство,
Что республику создадут,
Где каждый будет свободен и сыт,
Тучен он или худ.
Тогда голодный и битый
Очень возликовал,
Но толстопузый и сытый
Тоже не унывал.
А я говорил: «Едва ли!
Это, наверно, ложь!
Где и когда вы видали,
Чтобы вверх поднимался дождь?»
5
Они бюллетени нам дали,
А мы им -- оружье свое,
Они нам -- свое обещанье,
А мы им -- свое ружье.
Они говорили: с охотой
Должны, мол, помочь мы им.
Мы, мол, займемся работой,
Они же -- всем остальным.
И я замолчал, беспричинно
Поверивши в чудеса.
Я подумал: дождь молодчина
Он польется назад, в небеса.
6
Они нам сказали вскоре,
Что трудный момент прошел,
Что, терпя небольшое горе,
Избегнем мы больших зол.
Мы поверили: лучше поп Брюнинг,
Лишь бы Папен не был у дел.
А потом: пусть уж юнкер фон Папен,
Лишь бы Шлейхер на шею не сел.
И вслед за попом был юнкер,
За юнкером -- генерал,
И обрушился с неба на землю
Не ливень, а целый шквал.
7
Пока мы их выбирали,
Они прикрыли завод.
Голодные, мы ночевали
Под биржей труда, у ворот.
Они нам тогда говорили:
«Дождемся мы лучших дней!
Чем будет острее кризис,
Тем будет расцвет пышней».
Я же сказал ребятам:
«Это классовый враг говорит.
Мечтая о будущем, ищет
Он только себе профит.
Дождь не взлетает кверху,
Он совсем не таков.
Но он может пройти, если солнце
Выглянет из облаков».
8
Однажды они зашагали,
Новый вздымая флаг.
И кто-то сказал: «Устарело
Понятие «классовый враг».
Но я узнавал в колоннах
Немало знакомых рож,
И голос, оравший команды,
На фельдфебельский был похож.
И дождь уныло струился
Сквозь флаги ночью и днем,
И чувствовал это - каждый,
Кто ночевал под дождем.
9
Они стали стрелять учиться,
Они слали проклятья врагам,
Грозя кулаком границе,
Врагам своим -- значит, нам,
Потому что враги мы с ними.
Беспощадна будет борьба.
Потому что они подохнут,
Потеряв своего раба.
И вот почему, о мести твердя,
Они за нами гнались,
Бросаясь на нас, как потоки дождя
Бросаются сверху вниз.
10
Тот, кто от голода умер,
В сраженье честно пал.
Другой на площади умер,
Убит был наповал.
Они того удавили,
Кто голодать не любил.
Они челюсть тому своротили,
Кто хлеба у них просил.
Тот, кому обещали хлеба,
Палачами растерзан был.
В цинковый гроб был запрятан тот,
Кто правды не утаил.
А тот, кто им поверил,
Что он им друг и брат,
Тот, видимо, думал, что ливень
Польется в небо назад.
Мы с тобою враги по классу,--
Надо раз навсегда сказать.
Кто из нас не отважился драться,
Отважился умирать.
Барабаном своим, барабанщик,
Не покроешь ты грома драк.
Генерал, фабрикант, помещик.
Ты -- наш классовый враг.
Мы станем с тобой друзьями
Лишь после дождя в четверг.
Так же немыслим союз между нами,
Как дождь не польется вверх.
12
Напрасно ты будешь стремиться
Замазать вражду, маляр*!
Здесь нам обоим не поместиться,
Нам тесен земной шар.
Что бы ни было, помнить нужно:
Пока мне жизнь дорога,
Мне навеки пребудет чуждо
Дело классового врага.
Соглашений с ним не приемлю
Нигде, никогда, никак.
Дождь падает с неба на землю,
И ты -- мой классовый враг.
*"маляр" - имеется в виду Гитлер, который в молодости пытался стать художником.
John Heartfield: “Millionen stehen hinter mir”, 1932
"За мной - миллионы..." 1932 год. Фотомонтаж Дж. Хартфильда.
SW отредактировал это сообщение 30.04.10 в 01:15
"Известия", 12 декабря 1936 г. Автор:
SW 20.05.10 13:08
Статья "Песни Эрнста Буша", автор Борис Ефимов, газета "Известия", 12 декабря 1936 г. (большое спасибо http://ihistorian.livejournal.com/ за предоставленное фото):
1. Фото статьи.
2. Распечатка текста статьи.
"
Песни Эрнста Буша
Бор. Ефимов
С каждым выступлением растет популярность Эрнста Буша. Этот германский революционный певец встретил самое горячее признание сотен и тысяч советских слушателей, до которых с удивительной силой и обаянием, несмотря на непонятность чужого языка, доходит пламенная, страстная песня певца-агитатора. Выступление Буша 10 декабря в Колонном зале собрало полную аудиторию.
Эрнст Буш просто и незаметно появляется на подмостках. Это – невысокий, худощавый парень со светлыми волосами, зачесанными назад. Под высоким лбом блестят зоркие, лукавые глаза. Он подходит к рампе, весело и приветливо оглядывает аудиторию, на минуту задумывается и начинает петь без всяких театральных жестов и эффектов, просто и сердечно, как на товарищеской встрече.
У Буша звонкий и гибкий голос, удивительно четкая дикция, исключительное богатство интонаций. Каждое слово доходит до слушателя с предельной ясностью, не теряя ни единого атома страсти и чувства, которые вкладывает в него певец. Гнев, боль, ненависть, ирония, сарказм звучат с одинаковой убедительностью и силой в устах Эрнста Буша: у него скупая, но необычайно красноречивая жестикуляция и мимика.
Вот Буш поет боевой марш красного Веддинга. Он сжимает кулаки, слегка подается вперед всем телом, весь в порыве и боевом устремлении баррикадного бойца. Вот Буш поет страшную «Песню болотных солдат». Он как бы устало переминается с ноги на ногу, искусными модуляциями голоса создает до жути реальное ощущение хора измученных в фашистских лагерях людей, устало бредущих со своими лопатами в походном строю. Но вот движения Буша становятся более энергичными и упругими, голос его крепнет, унылая мелодия болотных солдат незаметно приобретает маршевый темп и заканчивается жизнеутверждающим аккордом, говорящим о борцах, которых никто и ничто сломить не может.
Буш преображается на наших глазах. Он поет трогательную и наивную песенку «Алабама». Он исполняет ее в веселом, почти фокстротном темпе. Перед нами уже не узник фашизма, а легкомысленный, неунывающий американский солдат, которого разлучили с подругой и везут во Францию умирать за чьи-то прибыли. Он подмигивает и веселится, но какая-то щемящая горечь на дне этого веселья.
С незабываемой силой и страстью Буш исполняет ставшую широко известной «Песню единого фронта». Припев этой песни незаметно для себя подхватывает зрительный зал. Песня Буша электризует и подымает аудиторию. Это уже не концерт, где с одной стороны - актер-исполнитель, а с другой - слушающая его публика. Зал подымается с поднятыми сжатыми кулаками. Это своеобразный митинг, где слово поэта, музыка и голос певца собирают в себе, как в фокусе, настроение людей, объединенных чувством международной солидарности. И мысль как-то сама собой устремляется туда, где это чувство солидарности проявляется в наиболее реальной, наиболее волнующей, наиболее романтической форме - к окопам и баррикадам Мадрида, к интернациональной бригаде, к центурии Тельмана, к бойцам, отдающим свою кровь и жизнь за свободу испанского народа. И, как бы отвечая этому порыву, голос Буша зазвенел страстными словами испанских революционных песен.
Огромный успех имели советская «Конармейская песня» и песня о Тельмане.
Вечер оставил большое, неизгладимое впечатление. Удачно аккомпанировал Бушу хоровой кружок немецкой школы им. Карла Либкнехта. С неподдельным энтузиазмом и увлечением ребята подхватывали рефрены боевых песен революции.
***
Горячей овацией публика Колонного зала приветствовала присутствовавшего на концерте знаменитого антифашистского писателя Лиона Фейхтвангера.
"
SW отредактировал это сообщение 20.05.10 в 13:09
"Правда", 7 апреля 1939 г. Автор:
SW 30.05.10 01:20
Статья "Антифашисты-подпольщики в Германии", "Правда", 7 апреля 1939 г.
Оригинал статьи, ссылка на которую приведена в книге "Эрнст Буш и его время", Г. Шнеерсон:
"
Рискуя жизнью, немецкие антифашисты распространяли записанные во время московских радиопередач слова песен Брехта, Вайнерта и самого Буша.
...Не видно нас, не слышно нас -
Мы словно воздух, ветер, дым,
Для вражьих глаз, для злобных глаз
Наш легкий след неуловим...
(Перевод С. Болотина и Т. Сикорской)
Это рефрен одной из популярных песен антифашистского подполья, так называемой «Illegales Flüsterlied» («Нелегальная песня-шепот» на текст Фрица Брюгеля). Песню, написанную мною по инициативе Буша, певец в течение нескольких ночных передач разучивал по радио со своими предполагаемыми слушателями. Как показала жизнь, усилия не были затрачены напрасно. Песня была услышана и подхвачена антифашистами-подпольщиками в Германии и других странах. Об этом рассказывают Клаус и Эрика Манн (дети Томаса Манна) в своей книге «Вопреки гестапо», посвященной подпольной деятельности немецких антифашистов. (*)
*«Правда» от 7 апреля 1939 года.
Я вспоминаю ночные московские радиоконцерты, направленные на Германию. Буш не только напевал фразу за фразой «Песню-шепот», вкладывая в каждое слово всю убежденность бойца, всю ненависть к фашизму, - он разговаривал со своей невидимой аудиторией, помогал ей запомнить мелодию все новыми и новыми повторениями. Его вдохновляла сама мысль, что новой песней он вносит вклад в духовное вооружение своего народа, дает борцам Сопротивления новое оружие мобилизации масс против гитлеровских палачей. Уже после окончания второй мировой войны и освобождения Германии от нацизма Эрнст Буш стал получать из разных городов обеих Германий письма от незнакомых ему людей, которые вспоминают о том, как они слушали в те черные годы его московские передачи и как много для них значили эти песни.
"
Статья "Антифашисты-подпольщики в Германии", газета "Правда", 7 апреля 1939 г. (большое спасибо http://ihistorian.livejournal.com/ за предоставленное фото):
1. Фото статьи.
2. Распечатка текста статьи.
"
Антифашисты-подпольщики в Германии
Клаус и Эрика Манн, дети германского писателя-антифашиста Томаса Манна, эмигрировавшего в США, в ближайшее время выпускают книгу о Германии при фашистском режиме. Отрывок из этой книги напечатан в американской периодической печати под заглавием «Вопреки Гестапо». Мы воспроизводим этот отрывок, где описана подпольная работа германских антифашистов.
Очень важно, чтобы мир знал правду о Германии. Но еще важнее, чтобы Германия знала правду о том, что делается на свете. Путей, связывающих Германию с внешним миром, много, они запутаны и тернисты. Здесь на каждом повороте стоит смерть. Мы преклоняемся перед теми безоружными и беззащитными героями, которые идут сейчас по этим путям. Мы говорили со многими из них и знали многих из тех, кто погиб в бою. Вот история одного борца за свободу Германии, погибшего недавно под топором палача.
Ему было лет двадцать, когда Гитлер пришел к власти. Он был членом социал-демократической организации. Этот молодой рабочий рассказывает нам о своей нелегальной антифашистской работе.
- Самое главное, - говорит он, - это распространять правду. Если бы только наш народ знал всю правду, с Гитлером было бы очень скоро покончено.
- Как же, однако, вы распространяете правду, если за это карают смертью?
- Я квалифицированный рабочий. На фабрике, где я работаю, у меня «хорошая репутация». Большинство моих товарищей по работе - процентов 60-70 - против Гитлера. Мы, конечно, не можем открыто разговаривать между собою, - ведь часто даже, если нас трое или четверо соберутся вместе, и то один может оказаться шпиком. Но вот, к примеру, я начинаю рассказывать о радиопередаче, которую я слушал накануне вечером. Конечно, это фашистская радиопередача! Я делаю вид, что восхищаюсь всем, что слышал. Потом, говорю я, - вдруг что-то, по-видимому, случилось и германскую станцию перекрыла какая-то иностранная. Я ничего не мог поделать, само собой разумеется, говорю я и, конечно, не верю, что они там с этой иностранной радиостанции передавали. Мои собеседники спрашивают: - Что же все-таки там передавали? - «О, - говорю я, - всякие иностранные выдумки». Потом я начинаю рассказывать, что говорила английская оппозиция в палате общин по поводу германской интервенции в Испании, цитирую какое-нибудь антифашистское выступление. Вот, говорю, прямо поразительно, как люди врут. - Да, говорят мои слушатели, удивительное дело, как они врут. Но глаза их загораются ненавистью к подлинным лгунам.
- Откуда вы получаете информацию?
- Из разных источников. Слушаем передачи германской нелегальной «радиостанции свободы», а также из листовок и брошюрок, которые нам дают здесь или присылают из-за границы... Курите, пожалуйста!
Молодой человек вдруг протягивает нам только что распечатанную пачку папирос:
- Германские папиросы «Ремстма № 3».
Мы закуриваем. Молодой человек внимательно следит за нами.
- Вы ничего не замечаете? Посмотрите на дым! Когда папиросы дают так много дыма - мы уже знаем, в чем дело. Дайте-ка мне вашу папиросу.
Он разворачивает папиросу. Появляется довольно большой листок тонкой бумаги, весь покрытый мельчайшим, но все же хорошо различимым печатным текстом.
- В день рождения Гитлера, - рассказывает дальше молодой человек, - на заводах раздавали эти папиросы «Ремстма № 3». Мы подменили тысячи пачек. По виду они точь-в-точь такие же, как обыкновенные папиросы. Но рабочие, как только закурят, сразу замечают, что слишком много дыму, значит много бумаги. Тогда они разворачивают и читают...
Этот парень успел несколько раз побывать за границей, - он привозил в Германию нелегальную антифашистскую литературу. В дешевеньких обложках с названиями туристских брошюрок и произведений классиков, эти брошюры выглядели так же невинно, как и папиросы «Ремстма». Но содержание их было не менее зажигательно...
- А если вас поймают?
- Ну, тогда все кончено. - Он выразительным жестом провел рукой вокруг шеи.
Мы смотрели на молодого человека. У него самая заурядная наружность. Темные волосы, средний рост, никаких особых примет. Говорил он спокойно, даже сухо. Нам стало стыдно, что когда говорят о борьбе против фашизма, то называют наши имена, а не его...
Этот наш приятель, 25-летний рабочий-металлист, был казнен в своем родном городке в средней Германии. Гестапо не удалось сломить его мужество. Он не выдал друзей, не назвал имен товарищей. Ему отрубили голову топором...
То, что происходит сейчас в Германии - это война. Оружие армии бойцов за свободу - шепотом сказанные слова, их бомбы - это тонкие листочки папиросной, покрытой мелкой печатью бумаги. Но эти бойцы ежеминутно рискуют жизнью...
Нас не видать,
Нас не догнать,
Руке врага нас не поймать.
Как воздух мы неуловимы,
Как струйка вешних вод...
Это начало песенки о «слухах», которую поют в Германии. Она называется «песенка о нелегальном шепоте». Ее простые слова поются с подлинно-революционным воодушевлением...
Германская нелегальная «радиостанция свободы» в течение нескольких лет каждый вечер кончает свою передачу словами: «До свиданья, завтра вечером, в то же время, на волне такой-то. Вопреки Гестапо!»
Вопреки Гестапо эти люди разъезжают по всей Германии со своей небольшой радиопередаточной станцией, которую нужно все время переносить с места на место. С моторной лодки, из гоночного автомобиля, из грузовика, стоящего на темном шоссе или в открытом поле несется голос: «Алло, алло, говорит германская «радиостанция свободы»!..
"
«Правда», 7 апреля 1939 года.
======================================================
Дополнение о песне «Illegales Flüsterlied» («Нелегальная песня-шепот» на текст Фрица Брюгеля):
Фото. Страница из песенника "Canciones de las Brigadas Internacionales", изданного Эрнстом Бушем в Испании в 1938 году.
Название: Illegales Flüsterlied (Flüsterlied) Нелегальная песня-шепот - немецкий
Описание: "Man sieht uns nicht, man kennt uns nicht, wir tragen keine Zeichen. Der Haß des Feinds verbrennt uns nicht, er kann uns nicht erreichen..." "Не видно нас, не знают нас, мы не носим никаких знаков. Ненависть врага нас не обжигает, она не может до нас дотянуться..."
Музыка: Григорий Шнеерсон (G.M. Schneerson) Слова: Fritz Brügel 1936
1.
Man sieht uns nicht, man kennt uns nicht,
Wir tragen keine Zeichen.
Der Haß des Feinds verbrennt uns nicht,
Er kann uns nicht erreichen.
Wir sind wie Atem, Luft und Wind,
Der Feind kann uns nicht greifen.
Er starrt sich seine Augen blind
Und fühlt nur, dass wir reifen. haben.
2.
Man fängt uns nicht, man hört uns nicht,
Wir leben nicht im Hellen.
Die List des Feinds zerstört uns nicht
Das Netz der roten Zellen.
Wir sind wie Atem, Luft und Wind,
Der Feind kann uns nicht greifen.
Er starrt sich seine Augen blind
Und fühlt nur, dass wir reifen.
3.
Wir spinnen unsre Fäden fort,
Das Netz wird immer dichter,
Von Stadt zu Stadt, von Ort zu Ort
Trotz Henker, Kerker, Richter.
Die heut im Grau des Dämmerlichts
Die schmalen Wege graben:
Sie haben nichts, sie haben nichts,
Sie werden alles haben.
Перевод:
1.
Не видно нас, не знают нас,
мы не носим никаких знаков.
Ненависть врага нас не обжигает,
она не может до нас дотянуться.
Мы как дыхание, воздух и ветер,
враг не может нас схватить.
Он пристально смотрит своими слепыми глазами
и только чувствует, что мы созреваем.
2.
Не поймать нас, не услышать нас,
мы не живем на свету.
Хитрость врага не уничтожит нас,
сеть красных ячеек.
Мы как дыхание, воздух и ветер,
враг не может нас схватить.
Он пристально смотрит своими слепыми глазами
и только чувствует, что мы созреваем.
3.
Мы прядем наши нити дальше,
Сеть становится все плотнее,
От города к городу, от места к месту
Вопреки палачу, тюрьме, судье.
Сегодня в сером свете сумерек
Узкие ходы (дороги) роют:
У них ничего нет, у них ничего нет,
У них будет всё.
Название: Das Leben des Galilei (Auszug) Als der Allmächtige Жизнь Галилея (отрывок) Как всемогущий - немецкий
Описание: "Новейшая флорентийская песня".
Пьеса написана в 1938-1939 гг. Запись со спектакля "Жизнь Галилея" (Leben des Galilei) в театре "Берлинский ансамбль". Запись 1957-62 гг.
Музыка: Ганс Эйслер (Hanns Eisler) Слова: Бертольт Брехт (Bertolt Brecht) Исполняет: Эрнст Буш (Ernst Busch)
Download mp3 file:
http://stream.ifolder.ru/18068784
Немецкого текста не нашлось, ниже приведен этот отрывок в переводе.
Брехт Бертольд Жизнь Галилея
http://thelib.ru/books/breht_bertold/zhizn_galileya-read.html
"
Уличный певец (бьет в барабан). Почтенные жители, дамы и господа! Перед
тем как начнется карнавальное шествие гильдий, мы исполним новейшую
флорентийскую песню, которую мы добыли ценой значительных затрат. Эта песня
озаглавлена: "Ужасающие учения и мнения господина придворного физика Галилео
Галилея, или Предвосхищение грядущего". (Поет.)
"Да будет свет!" - провозгласил всевышний {*}
И приказал, чтоб солнце с этих пор
Вокруг земли, без проволочки лишней,
Вращалось впредь - и кончен разговор!
Хотел господь, чтоб каждый индивид
Вертелся вкруг того, кто выше чуточку стоит!
И холуи вращаться стали вкруг людей, имевших
вес,
И на земле, сырой и грешной, и в синих заводях
небес!
Вокруг папы зациркулировало кардинальство,
А вокруг кардинальства - епископат,
А вокруг епископата - светское начальство,
А вокруг светского начальства - секретарский
штат,
Городские гласные вокруг секретарского штата,
Вокруг гласных - мещане, ремесленный люд.
А вокруг ремесленников - слуги, куры, и цыплята,
И оборванцы, и псы, которых нищие бьют!
{* Перевод А. Голембы}
Вот это, добрые люди, и есть великий порядок мира, ordo ordinum, как
говорят господа ученые богословы, regula aeternis, закон законов, правило
правил. Но что же произошло с ним, представьте себе, добрые люди! (Поет.)
Вскочил ученый Галилей,
Отбросил святое писание,
Схватил трубу, закусил губу,
Осмотрел сразу все мироздание.
И солнцу сказал: шагу сделать не смей!
Пусть вся вселенная, дрожа,
Найдет иные круги;
Отныне станет госпожа
Летать вокруг прислуги!
Нет, братцы, с Библией я вовсе не шучу!
И так уже от рук прислуга вся отбилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Почтенные жители, ведь такие учения совершенно недопустимы! (Поет).
Холоп хозяину дерзит,
Собаки разжирели,
А певчий встретить норовит
Заутреню в постели!
Уж это вон из рук! Нет-нет, я не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Добрые люди, заглянем в грядущее, каким его предсказывает ученый
Галилео Галилей. (Поет.)
Две дамы заохают в рыбном ряду:
- Так можно сойти с ума!
Рыбачка, забыв про простую еду,
Умяла всю рыбу сама!
А каменщик после работы дневной
Подрядчику объявил:
- Я тоже решил поселиться в одной
Из этих прелестных вилл!
Все изменилось вокруг! Нет-нет, я не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Нога мужичья угостила
Барона в зад пинком;
Детей крестьянка напоила
Поповским молоком!
Нет, братцы, с Библией я вовсе не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?!
Жена уличного певца. А я на днях у муженька Спросила, не таясь: Нельзя
ли мне вступить пока С другим светилом в связь?
Уличный певец.
Нет! Нет! Нет-нет! Нет-нет! Пусть замолчит
мудрец!
Взбесившемуся псу намордник крепкий нужен!
Но шутки в сторону, признайтесь наконец,
Что с господами мы порой не слишком дружим!
Вместе.
Свой век влача в юдоли бедствий и скорбей,
Воспряньте! Мужество еще не испарилось!
Пусть добрый доктор Галилей
Обучит счастью вас по азбуке своей:
Мы свой свинцовый крест влачили много дней.
Мы сбросим этот крест! Не так ли, ваша
милость?
Уличный певец. Люди, глядите на необыкновенное открытие Галилео
Галилея! Земля кружится вокруг Солнца! (Неистово бьет в барабан.)
"
Еще записи исполнения вживую (слышна реакция слушателей):
Юбилейный концерт Эрнста Буша по случаю 60-летия, 22 января 1960 года, небольшой пленарный зал Академии Искусств ГДР (около 300 зрителей).
Аккомпанируют Ганс Эйслер и Григорий Шнеерсон - фортепиано.
Эти записи - превьюшки с интернет-магазина (отрывки длиной 1 мин.).
На сайте интернет-магазина удобнее слушать, но, наверное, это будет рекламой.
Превьюшки, сложенные в архив:
Download:
http://stream.ifolder.ru/18068553
Особенно интересны "Einheitsfrontlied" ("Песня единого фронта") и "Heimlicher Aufmarsch" ("Тревожный марш"), в отрывках поместилось по одному куплету.
Список треков:
"
Ernst Busch 1960 Live in Berlin
Gesang: Ernst Busch
Piano: Hanns Eisler, Grigori Schneerson
1. Intro
2. An die Nachgeborenen
3. Einkäufe
4. Sommerlied
5. Couplet für die Bierabteilung
6. Busch erzählt eine Anekdote von Alexander Granach
7. Rückkehr zur Natur
8. Busch erzählt eine Anekdote aus dem KadeKo
9. Feldfrüchte
10. Seifenlied
11. Stempellied
12. Bürgerliche Wohltätigkeit
13. Das Lied vom SA-Mann
14. Rosen auf den Weg gestreut
15. Zuckerbrot und Peitsche
16. Heimlicher Aufmarsch
17. Jeder Traum
18. Thälmannkolonne
19. Deutsches Lied 1937
20. Die alten Weisen
21. Deutschland
22. Wenn Arbeiter und Bauern
23. Im Frühling
24. Aufbaulied
25. Kinderhymne
26. Einheitsfrontlied
27. Laudatio des Akademie-Präsidenten Otto Nagel vor dem Konzert
28. Toast des Kritikers Herbert Ihering im kleinen Kreis nach dem Konzert
"
SW отредактировал это сообщение 8.06.10 в 00:28
"Правда", 25 ноября 1935 г. Автор:
SW 10.07.10 17:52
Статья "Певец-агитатор / Эрнст Буш в Москве", Сергей Третьяков, "Правда", 25 ноября 1935 г.
Оригинал статьи, ссылка на которую приведена в книге "Эрнст Буш и его время", Г. Шнеерсон:
"...через несколько дней (примечание: после приезда Буша в Советский Союз) в популярном в те годы подвальчике Клуба работников искусств в Старо-Пименовском переулке состоялось первое публичное выступление Эрнста Буша в Москве. Никогда не забуду удивительную атмосферу этого вечера, собравшего весь цвет московского артистического мира. Концерту предшествовало вступительное слово Сергея Третьякова, рассказавшего о деятельности Буша и его соратников, напомнившего о роли искусства в борьбе народов за мир, демократию и свободу.
...Эрнст Буш на эстраде. Непривычная, совсем не актерская манера держаться на подмостках, никакого стремления к внешним эффектам, к самопоказу. На эстраде - простецкий с виду, светловолосый рабочий парень в скромном пиджаке поверх красной шерстяной сорочки с открытым воротом. Спев несколько песен, он снимает пиджак и вешает его на стул аккомпаниатора, с которым по ходу программы все время поддерживает очень непосредственный дружеский контакт.
Впрочем, этот контакт немедленно устанавливается и со зрительным залом, до краев заполненным московскими актерами, литераторами, музыкантами. Есть что-то общее в поведении Буша с манерой Маяковского, так же уверенно и целеустремленно «работавшего» на эстраде.
Приведу выдержку из статьи С. Третьякова, напечатанной в «Правде» 25 ноября 1935 года, о первом выступлении Буша в Москве:
«...Сейчас Эрнст Буш в Москве. В Клубе работников искусств был его вечер. Поражало и радовало высокое мастерство фразировки, мимики, дикции, интонации. Пред нами был большой артист и замечательный политический агитатор, у которого следует - да еще как! - поучиться советским эстрадникам. Когда он мастерски спел (вернее, сыграл) «Песню болотных солдат» (так себя называют заключенные фашистских концентрационных лагерей), песню простую, печальную и грозную, сложенную ими самими, то зал ответил таким приветствием, которое, преодолевая пределы клуба, превратилось во взволнованный привет нашим мужественным товарищам, подвергающимся пыткам за колючими оградами фашистских лагерей, но никогда не сдающимся, как и подобает коммунистам»."
Статья "Певец-агитатор / Эрнст Буш в Москве", Сергей Третьяков, "Правда", 25 ноября 1935 г. (большое спасибо http://ihistorian.livejournal.com/ за предоставленное фото):
«Баррикадный Таубер» (Таубер - это фамилия величайшего певца Германии), «коммунистический Зигфрид» - иронически называли его враги.
Друзья же, - а ими были миллионы германских рабочих, - в веселом задоре хлестали прибоем аплодисментов об эстраду, на которой стоял он - простецкий по виду гамбургский парень, беловолосый, скуластый, с лицом, ежесекундно играющим каждой складкой, каждой улыбкой лукавых губ.
Они шумели, требовательно выкрикивая названия:
- Песню безработного! Нет, про спартаковца! Про горняка! Песню солидарности! Песню о мыльце! (том самом, которое избирателям раздавалось с надписью «Голосуйте за с.-д.»).
- Про негра! Про солдата!..
Буш пел, и песня его всегда попадала в фокус политического кипения. По списку его песен так же можно читать историю коммунистических боев немецких пролетариев, как по монтажам Джона Гартфильда, как по стихам Эриха Вейнерта.
Сын кильского штукатура, сам слесарь, он строил на кильских верфях подводные лодки. В одной из них затонул на пробном плавании и провел сорок два часа на морском дне. Буш еще мальчишкой шнырял в толпах матросов в тот первый день германской революции, когда в ответ на требование моряков освободить арестованных товарищей раздались залпы и первые восемь убитых и тридцать раненых упали на кильскую мостовую.
Еще в союзе молодежи полюбилось ему читать стихи - то на марше, то на привале. Эта читка, своеобразно переплетаясь с пением, впоследствии сделала Буша крупнейшим мастером политической эстрады.
Даже враги вынуждены признать Буша «лучшим речевиком... фанатиком слова... народным певцом высокого стиля...»
А если учесть, что песня Буша не только исполнялась с эстрады, но и шла в пролетарские массы сотнями тысяч граммофонных пластинок, станет понятен жалобный финал хвалебной рецензии буржуазного критика: «Как жаль, что Буш стал добычей пролетарской эстрады».
Уйдя из цеха в театр, он переиграл сотни ролей. Бродяжил с песнями по Европе, попал в театр Пискатора, где познакомился с композитором-коммунистом Гансом Эйслером. И с тех пор пара Буш-Эйслер стала неотъемлема от германской пролетарской эстрады.
Буш был на своем концертном посту и тот вечер, когда запылал рейхстаг. Заметка фашистской газеты «А известно ли, что «баррикадный Таубер» в Германии?» дала ему предупредительный сигнал. Он ушел в антифашистскую эмиграцию, где продолжал свою политическую работу везде, где только понимают по-немецки: работал в Голландии, выступал в Брюсселе и Цюрихе, напевал пластинки в Лондоне, работал киноактером.
И песни Буша, сильные словом таких мастеров, как Брехт, Вейнерт, Мюзам, были всегда начеку, злободневные и своевременные.
«Саарский пролетарий», «Прозревший штурмовик», «Единый фронт» - вот заглавия некоторых из его последних песен.
Сейчас Эрнест Буш у нас в Москве. В клубе работников искусства был его вечер. Поражало и радовало высокое мастерство фразировки, мимики, дикции, интонации. Перед нами был большой артист и замечательный политический агитатор, у которого стоит - да еще и как! - поучиться советским эстрадникам.
Когда он мастерски спел (вернее, сыграл) «Песню болотных солдат» (так себя называют заключенные фашистских концентрационных лагерей), песню простую, печальную и грозную, сложенную ими самими, то зал ответил таким приветствием, которое, раздвигая узкие пределы клуба, превратилось в взволнованный привет мужественным нашим товарищам, подвергающимся пыткам за колючими оградами фашистских лагерей, но не сдающимся никогда, как и подобает коммунистам.
С. Третьяков.
"
«Правда» от 25 ноября 1935 г.
SW отредактировал это сообщение 10.07.10 в 18:17
Статья "Памяти великого артиста", И. Нестьев "Советская музыка" (1980) Автор:
SW 27.07.10 15:42
Статья "Памяти великого артиста", И. Нестьев "Советская музыка" (1980)
Цитата по: Советская музыка, том 44; выпуски 7–12, Министерство культуры, Государственное Музыкальное издательство, 1980
"
ПАМЯТИ ВЕЛИКОГО АРТИСТА
И. Нестьев
23 июня 1980 года немецкий народ проводил в последний путь своего великого сына, пламенного певца Революции Эрнста Буша. С его кончиной завершилась одна из удивительнейших страниц современной художественной летописи. Вместе с Маяковским и Брехтом, Эйслером и Давиденко, Робсоном и Сигером он достойно представлял плеяду открыто политических художников ХХ века, подчинивших свою музу высоким целям социалистического переустройства общества. Его называли поющим сердцем рабочего класса. Друг артиста, композитор Эйслер, доверивший ему исполнение своих песен на стихи Маяковского, говорил: «Буш поет неподражаемо. Нет на свете человека, который смог бы спеть лучше. Он хорошо поет их потому, что он хорошо их понимает. Буш действительно гениальный певец!»
Весь облик этого актера, революционера, трибуна, «агитатора, горлана-главаря» решительно противостоит привычному амплуа «любимца публики», сладкогласого воспевателя «красивой жизни». В противовес потребительскому отношению к музыке, как уютному украшению быта, поверхностно-комфортному развлечению - Буш видел в современной песне мощное средство идейной борьбы трудящихся. Прямой, бескомпромиссный, порой грубоватый, колючий и ироничный, он всем своим творческим существом опровергал всяческое самовлюбленное позерство и угождение мещанским вкусам.
Большая жизнь Буша (1900 - 1980) - одна из самых волнующих, поистине легендарных артистических биографий текущего столетия. Сын кильского каменщика, члена социал-демократической партии, он уже семилетним мальчиком исполнял народные песни на рабочих маевках, в которых участвовал его отец. Песня и театр были главными увлечениями его юности. Шесть лет молодой Эрнст проработал слесарем на кильской судостроительной верфи. Всю жизнь потом он гордился своей принадлежностью к рабочей гвардии, и когда в годы наступления фашизма ему - уже знаменитому артисту - угрожали безработица и нищета, он шутя писал советским друзьям: «Не требуется ли вам в Москве хороший слесарь?»
Восхождение Эрнста Буша к вершинам артистической славы было стремительным и победоносным: любительская сцена в родном городе, актерские дебюты в Киле и Франкфурте-на-Одере, переезд в Берлин, где его талант драматического актера приметили видные режиссеры Эрих Энгель и Эрвин Пискатор. Буш играл на сцене «Политического театра» Пискатора вместе с прославленными мастерами Александром Гранахом и Розой Валетти. Бурный успех и критические баталии сопровождали такие остропублицистические спектакли, как «Гоп-ля, мы живем», «Швейк», «Берлинский купец». Молодой Буш покорил столичную аудиторию силой актерского темперамента, характерностью сценического рисунка. Его стали приглашать на радио, он выступал на подмостках политических кабаре, пел заглавную песенку в нашумевшем спектакле «Трехгрошовой оперы» Брехта - Вайля.
Но особенно удавались молодому артисту те роли, в которых требовалось специфически музыкальное дарование шансонье. В ряде спектаклей Буш с неподражаемым мастерством исполнял боевые песни, сатирические куплеты, песни, издевательские шлагеры, бичующие мерзости буржуазного образа жизни. Эти хлесткие песенные номера становились художественными центрами лучших политических представлений. Многих поражала стихийная одаренность Буша-певца, точность и рельефность его интонационной манеры, свобода владения голосом - сильным, металлически звонким, блестящее умение передавать любые нюансы музыкального текста - от громогласной патетики до печального лиризма или язвительной насмешки. Трудно поверить, что этот уникальный певец не получил почти никакой профессиональной вокальной выучки, а овладевал своим редким искусством в процессе длительной и самостоятельной творческой практики...
Песня сближает Буша с молодым Гансом Эйслером, который в те 20-е годы связывает свою судьбу с Коммунистической партией Германии, неистово трудится над созданием боевого репертуара для пролетарских агитпропгрупп и певческих ферейнов. С тех пор, как в 1929 году композитор и певец начали сотрудничать на репетициях «Берлинского купца», их творческие судьбы неразделимы, отныне Буш - неподражаемый интерпретатор всех лучших песен и баллад Эйслера, и всемирно прославленный «красный композитор» не мыслил себе иного сподвижника. Их содружество продолжалось много лет, до самой смерти Эйслера.
Именно Буш был лучшим исполнителем «Песни солидарности», «Красного Веддинга», «Тревожного марша», «Песни единого фронта» и других широкоизвестных произведений Ганса Эйслера. При участии Буша впервые осуществлены ставшие классическими революционные спектакли Брехта - Эйслера - начиная с «Высшей меры» и «Матери». Не раз оба друга, Эйслер и Буш, выступали вдвоем на массовых собраниях и митингах, в скромных помещениях пригородных трактиров перед преданной им аудиторией берлинских пролетариев. Люди с восторгом принимали горькую «Штемпельную» песенку про безработного парня, выброшенного на улицу, или саркастические куплеты, высмеивающие социал-реформизм и буржуазную благотворительность. Каждая новая песня вызывала бурю оваций и непрерывные просьбы петь еще и еще. Один из таких концертов метко описал в своем очерке русский друг Эйслера и Буша московский поэт Сергей Третьяков: «Певец Буш. Без пиджака. Рубаха с заправкой в брюки. Руки в карманах. Независимая поза... Ничего на этом Буше нет схожего с фраком солиста, ни с крахмалом его пластрона (...) Я не слыхал еще такой дикции и фразировки, как у Буша. Нет ни одного слова, которое бы смазалось патокой мелодии. Сразу не поймешь даже - песня ли то, - так это похоже на разговор по душам, на рассказ издевательских анекдотов о враге» (*).
* С. Третьяков. Люди одного костра, М., 1962, с. 529.
Рубеж 30-х годов - кульминация артистических успехов Буша в догитлеровской Германии. Он много снимался в кино, исполняя главные роли в прогрессивных фильмах, бичующих милитаризм, безработицу, бесправие рабочих. Так рождались ленты-плакаты «Ничейная земля», «Товарищество», «Куле Вампе». На подмостках берлинских театров он играл в пьесах Шекспира и Шиллера, Ибсена и Кайзера, Брехта и Фридриха Вольфа. Вместе с Эйслером, Бехером, Вайнертом, Пискатором, Людвигом Ренном он смело отстаивал идеи германской Компартии, предупреждая народ о нараставшей угрозе фашизма...
Через несколько дней после нацистского переворота Буш нелегально покинул родину, опасаясь неминуемой расправы. Началась его двенадцатилетняя эпопея изгнания, исполненная труднейшей борьбы за существование и страшных потрясений. Буша встречали в Голландии, Бельгии, Швейцарии, Франции, Испании. Всюду он выступал как стойкий борец против фашистской чумы, призывая своими песнями к защите мира и свободы. Он выпускал в свет сборники антифашистских песен, пел по радио, записывался на грампластинки, утверждал новый демократический репертуар, общаясь с композиторами и поэтами разных национальностей. В этом репертуаре наряду с немецкими антифашистскими песнями Эйслера, Фюрнберга, Дессау, были и произведения испанских авторов - Рамоса и Паласио, венгра Рейница, русских советских композиторов В. Кочетова, В. Томилина. Он с неподражаемым совершенством пел народные напевы - не только немецкие, но и американские, испанские, французские. Потрясающая своим драматизмом песня «Болотные солдаты», сложенная узниками нацистского концлагеря, нашла в нем несравненного интерпретатора.
С осени 1935 года по весну 1937 года Буш живет и работает в Москве, куда он приехал по приглашению МОРТ - Международного объединения революционных театров. Он проводит десятки концертов в различных аудиториях Москвы, Ленинграда, Энгельса. Певца с восторгом слушают виднейшие наши писатели, художники, артисты. Среди поклонников его таланта М. Кольцов и С. Третьяков, художник Б. Ефимов, актеры В. Качалов, И. Москвин, Н. Хмелев.
Я никогда не забуду один из концертов Эрнста Буша в Москве, в Малом зале Московской консерватории. В первых рядах партера сидели немецкие коммунисты-эмигранты во главе с Вильгельмом Пиком. Каждая песня Буша воспринималась нами со все возрастающим энтузиазмом, особенно когда чеканные припевы-лозунги подхватывались звонким хором немецких школьников, расположенных на галерее Малого зала. Нам, молодым, казалось тогда, что этот неистовый человек, то лукаво ухмыляющийся, то неистово грозный, пришел к нам из того далекого от нас, неспокойного мира, где сражаются на смерть богатые против бедных, фашисты против пролетариев, где честные и отважные люди стремятся предотвратить надвигающуюся бурю войны.
В Москве Буш встретил верного товарища и единомышленника, с которым с тех пор неизменно сотрудничал на протяжении сорока пяти лет. Это - пианист и музыковед Григорий Михайлович Шнеерсон, ставший его аккомпаниатором, консультантом в выборе репертуара, советчиком и помощником. Мне представляется, что трогательная привязанность Буша к Г. Шнеерсону была органической частицей его любви и преданности к СССР, к нашей советской культуре. В последующие годы Григорий Михайлович постоянно снабжал его песенными новинками, пропагандировал его искусство в статьях и книгах, выручал его в трудные годы продовольственными посылками. (Одна из посылок, отправленных Бушу, томившемуся во французском концлагере, чудом дошла до него.) А позже, уже живя в столице ГДР, выдающийся артист постоянно привлекал московского друга для совместной работы над новыми альбомами дисков, составившими грандиозную по масштабам «Песенную хронику ХХ века». (*)
* В 1971 году Г. Шнеерсон выпустил в свет превосходную книгу «Эрнст Буш и его время» - пожалуй, самое капитальное исследование о жизни и творчестве выдающегося певца (на биографических материалах этой книги в значительной мере основана и настоящая статья).
Буш постоянно пропагандировал на Западе лучшие советские песни: в его репертуаре были «Песня о Родине, «Встречный», «По долинам и по взгорьям», «Партизан Железняк», «Эх, дороги», «Гибель Чапаева», «От края и до края»... Незабываемое впечатление производила пластинка «Священной войны», где ораторский голос Буша-чтеца четко возглашал немецкий перевод песни на фоне гремящего звучания краснознаменного ансамбля. Или не менее впечатляющая запись испанских антифашистских песен, в которых поющий голос Буша сплетался с голосом В. Качалова, читавшего стихи в защиту революционного Мадрида.
1937-1938 годы Буш - в Испании, где его песни звучат подобно набату, вдохновляя бойцов интернациональных бригад на борьбу против франкистских фаланг. Дальнейшие перипетии его судьбы кажутся невероятными: тягостное заключение в лагере для интернированных, голод, унижения, одиночество. Призрак смерти неоднократно витал над головой великого артиста. Бомбежки в Мадриде, французский лагерь в Сен-Сиприене - среди выжженных солнцем скал, густо населенные бараки в лагере Гюрс - в окружении вишийских жандармов, наконец - после отчаянного побега из лагеря - мрачные застенки гестапо. Долгое время схваченный нацистами актер провел в одиночной камере берлинской тюрьмы Моабит - той самой, в которой были казнены Джалиль, Фучик и другие жертвы фашизма. Американская бомба, угодившая в здание тюрьмы, жестоко искалечила Буша; только крепкое здоровье и необычайная сила духа помогли ему вынести ужасы голодного существования в тюремных госпиталях.
В те тяжелые времена артист и не подозревал, что его голос, его песни не переставали служить делу борьбы с фашизмом. Каждую ночь мощные радиопередатчики Советской Армии гремели у самого переднего края, неся правду о войне и нацизме тысячам обманутых немецких солдат. И почти непременно политические призывы агитаторов сопровождались песнями, песнями Буша. Один из бывших солдат вермахта впоследствии вспоминал, как голос Буша, звучавший со стороны русской обороны, потряс его душу и вывел из состояния апатии. «Этот голос знал то, чего не знал я. Этот голос знал, что человек, разум, правда восторжествуют... Это был голос немца, голос немецкого рабочего класса».
И вот пришел день свободы: в камеру, где сидел больной, истощенный Буш с перекошенным от ранения лицом, ворвался русский автоматчик, принесший спасение узникам Бранденбургской каторжной тюрьмы. Освобожденный Буш - счастливый и возбужденный - вернулся в свою уцелевшую берлинскую квартиру.
А уже в ноябре 1945 года он выступал в качестве ведущего драматического актера в столичных театрах. Начался новый расцвет его артистической карьеры. Буш играет в Немецком театре, а затем в Брехтовском театре «Берлинер ансамбль». Ему поручают главные роли в пьесах Горького, Шекспира, в «Шторме» Билль-Белоцерковского, в «Галилее» и «Кавказском меловом круге» Брехта. О своей встрече с непобедимым и неувядаемым Бушем тогда же вдохновенно рассказал горячий поклонник его творчества Константин Симонов, посвятивший ему стихотворение «Немец».
Советский поэт с восхищением писал о мужестве певца-коммуниста, не склонившего головы перед карательной машиной гитлеризма:
Казненный за глаза заранее,
Пять раз друзьями похороненный,
Пять раз гестапо провороненный,
Воскресший, бледный, как видение,
Стоял он шрамом изуродованный,
Как документ Сопротивления...
И - замечательная строка:
Я с этим немцем шел, как с братом...
Почти тридцать лет вел свою кипучую работу драматического актера, певца, режиссера, активного общественного деятеля неутомимый Эрнст Буш в послевоенной демократической Германии. Ему довелось пережить почти всех своих старых друзей и соратников... ...ся перед усиливавшейся болезнью, работал до последних дней над новыми записями, стремясь еще и еще пополнить свою многотомную «Песенную хронику ХХ века».
Нет больше с нами великого певца. Но повсюду звучат и будут звучать сотни тысяч его дисков, запечатлевшие незабываемую эпопею самоотверженной борьбы людей труда за справедливость на земле.
Песенное наследие Буша принадлежит к классическим вершинам международного социалистического искусства. На нем нужно учиться истинной гражданственности, высокому оптимизму революционного творчества - без трескотни и звона. Следовать традиции Буша - значит совершенствовать и возвышать современную песню, насыщать ее нравственной силой и публицистической яростью - в противовес дешевой манерности модничающих «звезд».
Эрнст Буш останется с нами. Его голос не умолкнет никогда...
"
Цитата по книге книге "Эрнст Буш и его время", Г. Шнеерсон:
"
В один из январских вечеров (примечание: 1949 года) Союз писателей организовал в своем Доме на улице Воровского вечер Эрнста Буша. Председательствовал Константин Симонов. Буш спел большую программу из старых и новых песен. Он пел с прежней силой, с неугасимым темпераментом бойца.
Прежде чем закончить вечер, К. Симонов прочел свое стихотворение, посвященное Эрнсту Бушу.
После концерта мы собрались в гостиной Дома литераторов и здесь за дружеским столом Эрнст Буш рассказывал нам о годах скитаний, о самых драматичных эпизодах жизни в фашистском плену и о том, как пришло освобождение.
"
Воспоминания Константина Симонова об этом вечере в Доме Союза писателей: "
...то, что он рассказал о себе тогда, в свой первый московский вечер, я в ту же ночь, вернувшись домой, записал, и мне хочется привести хотя бы часть тогдашнего рассказа этого замечательного немца...
"
Константин Симонов "Воспоминания. Об Эрнсте Буше" (1965)
Цитата по книге:
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/S/SIMONOV_Konstantin_Mihaylovich/_Simonov_K._M..html
Константин Михайлович Симонов Воспоминания Собрание сочинений в 10 томах. Том 10. (М.: Художественная литература, 1984)
"
ОБ ЭРНСТЕ БУШЕ
Я хочу рассказать о встрече с одним немцем, о существовании которого я помнил все годы войны, хотя и не знал, жив он или нет. Он оказался жив, и я встретился с ним после войны в Москве, в Союзе писателей, в одной из комнат старого московского дома, в котором собрались старые, довоенные друзья.
Схватясь одной рукой за спинку стула, а другой придерживая искалеченную раной щеку, стоял и пел невысокий коренастый человек с хмурым лицом. Голос у него был хрипловатый, низкий, сильный, а песни были песнями немецкой и испанской революции, песнями гамбургских рабочих и бойцов интернациональных бригад [87]. Это были песни, в которых звучали слова: Мадрид, Харрама [88], Тельман, Рот фронт...
Эти песни пел Эрнст Буш, немецкий певец, коммунист, антифашист, боец интербригад [89], узник фашистских лагерей и тюрем. Один из тех немцев, вместе с которыми мы воевали против немецкого фашизма.
Песни Буша я знал с юности, их мне не надо было записывать. Но то, что он рассказал о себе тогда, в свой первый московский вечер, я в ту же ночь, вернувшись домой, записал, и мне хочется привести хотя бы часть тогдашнего рассказа этого замечательного немца.
После поражения испанской революции [90] Буш вместе с другими интербригадовцами перешел французскую границу и попал в концлагерь. Там, в этом французском концлагере, в который потом пришли немцы, он провел почти три года. В дюнах, около Средиземного моря. Кругом была вода, бараки стояли на маленьких островах. Умирало много народу. На целый барак был всего один гроб, в котором хоронили людей. Он был устроен как пенал с крышкой, только перевернутый. Гроб ставили над вырытой в песке ямой, потом выдергивали эту крышку, труп падал вниз, а гроб забирали для следующих похорон.
Когда вместо петэновцев в лагерь пришли немцы [91], они, опознав Буша, потащили его сначала в гестапо в Париж, а потом в Германию. Он сидел в одной тюрьме, потом в другой, потом попал в знаменитый Моабит [92]. Там он сидел семь месяцев в ожидании суда. Допросы шли один за другим. Наконец однажды глубокой ночью, когда он только что вернулся с очередного допроса, началась очередная бомбежка. Он почувствовал, что бомбы рвались совсем близко вокруг тюрьмы. Он постучал в стену соседу и сказал ему на тюремной азбуке, чтобы тот слез с койки и лег, прижавшись к внутренней стене тюрьмы. Посоветовал соседу и то же самое сделал сам - лег, прижавшись щекой к стене. Это было последнее, что он помнил.
Он очнулся через десять дней в тюремном госпитале. Его сочли мертвым и снесли в мертвецкую и только потом заметили, что он жив. У него до сих пор не работает половина лица, левая сторона губ, и ему стоит огромного физического напряжения петь. Но поет он все равно замечательно, мне кажется, что еще лучше, чем в тридцатые годы, когда я слушал его в Москве впервые [93].
Его подлечили в госпитале, чтобы посадить на скамью подсудимых. Ему вручили обвинительный акт из трех пунктов. По одному из них ему причиталось 15 лет тюрьмы, по другому - пожизненная каторга, по третьему - казнь.
Судебный приговор пошел на утверждение, а его тем временем, в конце сорок четвертого года, перевели в другую тюрьму - в Бранденбург. Там он несколько дней сидел в общей камере, рядом с немецким летчиком, посаженным за трусость. Именно от этого летчика он узнал, что немецкие самолеты не смогли разбомбить Москву - такой силы была ее противовоздушная оборона.
Летчик говорил ему: «Я не враг себе, я не хотел идти на верную смерть. Конечно, я поворачивал. Так же делали многие другие».
Так Буш узнал, что Москва цела. Раньше он думал, что она разрушена дотла.
- Два витамина поддерживали меня в тюрьме - ненависть и месть.
И вот настал день, когда они услышали в тюрьме стрельбу из орудий и приближающийся грохот танков. Во двор ворвались советские солдаты. Автоматчик открыл камеру и сказал: «Выходите». Они вышли во двор. Тюремная стража бежала. Русские боялись, что фашисты, отступая, начнут обстреливать тюрьму из артиллерии, и просили заключенных как можно скорее расстаться с тюремным двором.
Он нашел себе попутчика и два дня и две ночи шел к Берлину вслед за наступавшей Советской Армией. На вторую ночь на перекрестке дорог их остановил советский автоматчик. Он сказал:
- Стойте. Кто вы?
Они показали тюремные карточки и сказали:
- Мы заключенные.
Он не понял или не поверил и сказал:
- Ложись.
Они легли на землю. Тогда он снова переспросил:
- Кто вы такие?
- Мы заключенные, антифашисты, - сказал Буш.
Автоматчик стоял рядом с ними и думал. Несколько минут думал, потом сказал:
- Встаньте. Идите.
На третий день ходьбы Буш встретил советского лейтенанта, немножко знавшего немецкий язык. Он оказался москвичом и, когда Буш стал ему объяснять, что он Буш, сразу узнал его:
- Я же вас слышал в Москве! - И начал петь его песню: - «Друм линкс, цвай, драй...» [94]
«Да, это мой человек», - подумал Буш, услышав, как поет этот советский лейтенант.
На следующую ночь их снова задержали. Была слышна близкая перестрелка на окраинах Берлина. Их привели в штаб. В штабе за столом сидел и дремал очень усталый русский майор. Он поднял голову, протер глаза и спросил:
- Кто вы?
Буш сказал, что они заключенные, антифашисты. Тогда майор еще раз протер глаза, посмотрел на Буша и сказал:
- Тогда идите.
Они пошли дальше.
Они переправились на лодке через канал и наконец попали в Берлин, в город, где когда-то стоял дом, где жил Буш, и где теперь почти все было разбито.
Наконец Буш дошел до своей улицы. Что-то со страшной силой тянуло его к тому месту, откуда он ушел ровно двенадцать лет назад, после того как Гитлер пришел к власти.
Буш знал про жену, что она была тоже где-то в фашистских концлагерях. Он шел, решительно ни на что не рассчитывая. И вдруг среди многих разбитых домов увидел свой дом, совершенно целый, как ни странно. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее ногой и вошел.
Дом был целый, и там, внутри, в доме, было даже все прибрано. Все стояло как стояло двенадцать лет назад. Его до того потрясло это, что он не мог оставаться в доме и вышел на улицу.
Вышел и увидел - напротив дома на улице стоят две женщины. Они стояли и смотрели в его сторону. Потом одна из них сказала, не двигаясь с места:
- Боже мой, да это ж Буш!
Это была его собственная жена, которая тоже вернулась из концлагерей два дня назад.
Так они встретились через двенадцать лет около своего дома. Гитлер, от которого в тридцать третьем году он бежал в Советскую Россию, был мертв, а Советская Армия стояла в Берлине.
Вот и все, что я записал в свой дневник тогда, после своего первого свидания с Бушем - антифашистом, знаменитым певцом, великим актером.
Именно о нем я написал стихи «Немец», которые начинались так:
В Берлине, на холодной сцене,
Пел немец, раненный в Испании,
По обвинению в измене
Казненный за глаза заранее,
Пять раз друзьями похороненный,
Пять раз гестапо провороненный,
То гримированный, то в тюрьмах ломанный,
То вновь иголкой в стог оброненный.
Воскресший, бледный, как видение,
Стоял он, шрамом изуродованный,
Как документ Сопротивления,
Вдруг в этом зале обнародованный...
Для меня как для поэта Эрнст Буш с юности и до седых волос был и остался символом антифашистской Германии.
ОБ ЭРНСТЕ БУШЕ
Впервые - в РСТ.
Печатается по тексту СИД-2.
Буш Эрнст (1900-1980).
[87] Интернациональные бригады - боевые формирования добровольцев из 54 стран, сражавшихся на стороне Испанской республики против фашистов во время войны 1936-1939 гг.
[88] Харрама - река в Испании, где республиканские войска в феврале 1937 г. нанесли крупное поражение фашистам.
[89] ...боец интербригад... - Буш был бойцом 11-й интернациональной бригады в 1937-1939 гг.
[90] После поражения испанской революции... - Испанская революция пала под ударами превосходящих сил немецко-итальянских интервентов и испанских фашистов в марте 1939 г.
[91] ...вместо петеновцев в лагерь пришли немцы... - Петеновцы - сторонники французского маршала Петена, возглавлявшего в 1940-1944 гг. капитулянтское, а затем коллаборационистское правительство Виши. В ноябре 1942 г. юг Франции, где до этого правил режим Виши, был оккупирован немецко-фашистскими войсками.
[92] ...попал в знаменитый Моабит... - Тюрьма в Берлине, в которой гитлеровцы содержали особо важных политических заключенных.
[93] ...когда я слушал его в Москве впервые... - Буш гастролировал в Москве в 1936 г.
[94] ...петь его песню: - «Друм линкс, цвай, драй...» - слова из «Песни единого фронта» (1934) (стихи Б. Брехта, музыка X. Эйслера).
Александр Дымшиц "Певец борьбы" (Об Эрихе Вайнерте) (1966) Цитата по:
Журнал "Знамя", том 36 Союз советских писателей СССР, 1966
"
Звенья памяти: портреты и зарисовки
Александр Дымшиц
Певец борьбы
Есть образы, которые прирастают к сердцу. Пока жив, с ними не расстаешься. Для меня один из них — образ Эриха Вайнерта, поэта немецкой антифашистской борьбы, поэта-коммуниста.
Эриха Вайнерта я увидел впервые в ленинградском Доме писателя, на интернациональном вечере, посвященном XIX годовщине Октября. «Центром» этого вечера был Эрнст Буш. Он пел брехтовскую «Песню единого фронта», «Бандера роха», «Болотные солдаты», «Алабама», сатирические песни - «Революццер» Эриха Мюзама и «О, Сюзанна...». Буш поистине владел залом, он увлекал наши чувства. Мы подпевали ему хором, мы были взволнованы и счастливы.
К этому вечеру, который состоялся 5 ноября 1936 года, готовились усердно. Поэт Михаил Фроман переводил тексты немецких песен на русский язык. Вышла небольшая книжечка этих песен, которую вручили слушателям. На самом вечере председательствовал переводчик Валентин Стенич. Аккомпанировал Бушу композитор и музыковед Григорий Шнеерсон. Вместе с Бушем пришел Вайнерт.
Был Вайнерт тогда если и не очень молод, то очень моложав. За плечами его была уже большая и напряженная борьба - политическая и литературная. Уже выработался его стиль поэта-трибуна, поэта-песенника. Вайнерт был широко известен как боевой противник гитлеризма, как деятель тельмановской гвардии коммунистов.
Эрих Вайнерт сразу подружился с ленинградскими поэтами Всеволодом Азаровым и Еленой Рывиной, с их другом - молодым композитором Виктором Томилиным. Для В. Томилина Вайнерт написал текст «Песни народного фронта». На русский язык песню перевел В. Азаров. В. Томилин положил ее на музыку.
Песня эта хорошо известна. Мне хочется рассказать о том, что она была написана по своего рода социальному заказу. В ленинградском Союзе композиторов существовала комиссия по интернациональной работе. У нее была своя программа (текст которой сохранился у В. Азарова). В ней после изложения общих принципов говорилось, что «комиссия выдвигает следующие положения», среди которых первым пунктом была названа «работа по созданию произведений на интернациональную тематику («Песня единого фронта», «Песня об Антикайнене», создание в музыке портретов героев-борцов международного рабочего движения)». Виктор Томилин был активным деятелем этой комиссии, - он писал музыку к «Песне о Тельмане» Елены Рывиной, он работал с Эрихом Вайнертом.
Еще до приезда Вайнерта в Ленинград Томилин и Азаров были заочно с ним знакомы. Текст песни для них был создан осенью 1935 года, о чем свидетельствует письмо поэта в ленинградский Союз композиторов, посланное 20 октября 1935 года из Гагры, — письмо сохранилось в архиве В. К. Томилина. Вот это письмо (в переводе с немецкого):
«Дорогие товарищи!
В прошлом месяце я Вам писал из Москвы, что из-за поездок не мог написать текста песни, который Вы хотели получить, - я пообещал Вам написать его не позже 10 октября. К сожалению, и этот срок отодвинулся, так как, приехав сюда, я не сразу получил квартиру, в которой мог бы работать. Только в последние дни все устроилось так, что я приступил к работе.
При сем шлю Вам обещанный текст. Вы видите, что я избрал темой не единый фронт, а то, что сейчас особенно важно, - народный фронт. Я прошу Вас подтвердить мне получение текста. Я был бы также очень рад, если бы в скором времени узнал Ваше мнение относительно пригодности этого текста.
С товарищеским приветом
Эрих Вайнерт».
Я привел это письмо целиком не только потому, что оно повествует о том, как родилась одна из лучших песен поэта, но и потому, что оно говорит об удивительной скромности, столь характерной для Эриха Вайнерта. Поэт с широкой международной известностью, знаменитый политический лирик, сатирик, публицист, фельетонист, мастер массовой песни, был настолько скромен, что что дорожил каждым критическим суждением о его работе.
Так было в середине тридцатых годов. Эрих Вайнерт, как и Эрнст Буш, вскоре оказался в сражающейся Испании, он был там воином и поэтом, создал песни, которые удивительный голос Буша разнес из окопов Интернациональной бригады по всему свету.
22 июня 1941 года Эрих Вайнерт был в Москве. Его ленинградские друзья и поклонники в этот грозный день стали солдатами великой вооруженной битвы против гитлеризма. Всеволод Азаров ушел во флот, Елена Рывина и Виктор Томилин - в армию.
Осенью 1941 года пал в бою под Невской Дубровкой Виктор Константинович Томилин — молодой, стремительный, живший в мире звуков, в мире мысли и борьбы. В суровый час с грустью и болью я узнал о его смерти, находясь на другом участке Ленинградского фронта.
Об Эрихе Вайнерте мы услышали не сразу. Позднее москвич Григорий Шнеерсон рассказал нам, бывшим ленфронтовцам, что поэт с первого часа войны встал в ряды тех, кто словом и делом боролся против вторгшихся в Советский Союз гитлеровских войск. Г. М. Шнеерсон вспоминал, что в самом начале войны в Московской консерватории, в ее тонфолевом кабинете, стали изготовлять пластинки с песнями Эрнста Буша. Они предназначались для звукопропаганды среди солдат гитлеровской армии. Вайнерт проверял тексты, точность их записей.
Тогда же он создал песню «Оружие против Гитлера!», обращенную к немецким солдатам и призывавшую к неповиновению. Музыку к этой песне написал композитор Матвей Блантер, для записи ее исполнил Гуго Тиц, и некоторое количество пластинок было тотчас отправлено на фронт. Текст этой песни сохранился у Григория Шнеерсона (а музыка к ней — у М. Блантера). Он никогда не печатался в книгах Вайнерта, - вероятнее всего, поэт забыл об этой песне. И лишь в последнее время, чуть ли не через четверть века, и это стихотворение Эриха Вайнерта и музыка М. Блантера стали известны в Германской Демократической Республике.
Активность Эриха Вайнерта - поэта и политического борца - в годы великой войны советского народа против фашистских захватчиков общеизвестна. Недолго пробыл он в Москве, затем в эвакуации в Казани. Путь его вел к фронтам, к боям; он был участником исторической битвы под Сталинградом, сыгравшей поворотную роль в течении военных событий.
Мне не приходилось видеть Эриха Вайнерта во время войны. Но вести о нем были частыми. Я встречал его фотопортреты в газете «Свободная Германия», знал о его руководящей роли в Национальном комитете немецких антифашистов, читал его листовки-стихи. Вайнерт был безупречным бойцом за коммунистические идеи. Меня, сидевшего в землянках и окопах под Ленинградом, радовало, что в его стихотворении «Говорит Ленинград», написанном в Казани в грозном 1941 году, так громко звучали идеи ленинского интернационализма. Схваченные за горло железной рукой фашистской осады, мы, ленинградцы, не переставали верить в нашу победу над фашизмом, в отрезвление немецкого народа, в будущую свободную Германию. В этом смысле Эрих Вайнерт, его стихи-листовки были нам очень близки по духу. Вероятно, поэтому так проста и естественна была наша с ним встреча в освобожденном Берлине, когда я приехал к нему на Вальштрассе, где он временно проживал, вернувшись на родину. Мы встретились как люди одной «веры».
В период моей работы в Берлине мы часто встречались с Эрихом Вайнертом. Бывали у нас разговоры и на разные литературные темы.
Однажды я слышал, как он читал знаменитое стихотворение Георга Гервега «Партия», и не мог не сказать ему, что он читал его словно «свое», как собственное. Он был поэтом партии, и традиции его шли именно отсюда — от поэтического манифеста Гервега, от поэзии «Новой Рейнской газеты» - этого детища Маркса и Энгельса, от немецких рабочих хоров, которые так ценил Ленин, от песен Беранже и Потье, — словом от поэзии баррикадных битв за революцию. Недаром в русской поэзии Эрих Вайнерт так любил и так проникновенно чувствовал Некрасова и Маяковского, недаром он с такой любовью говорил о Шевченко.
Мне трудно припомнить все наши встречи, все разговоры с Эрихом Вайнертом, которых было довольно много. Но некоторые его мысли запомнились, и о них я скажу.
Помню, как однажды я спросил Вайнерта, не отвлекает ли его от поэзии работа в Управлении народного образования, где он занимал весьма ответственный пост. На то последовал ответ, очень характерный для поэта. Вайнерт сказал, что писатель-социалист не может творить вне постоянного общения с народом, жизнью. Конечно, добавил он, его работа нередко бывает чрезмерной, но кто же будет возводить здание будущего государства, если не те, для кого это дело является делом жизни. И тут Вайнерт вспомнил Маяковского, его работу в РОСТА, его слова - «наступать на горло собственной песне».
Был у нас и еще один крепко запомнившийся разговор. Я получил книгу Вайнерта «Вторая глава мировой истории», книгу стихов, посвященную Советскому Союзу, и мне захотелось сказать поэту о моих впечатлениях от его переводов, составивших солидный раздел в сборнике. Я помню, что хвалил Вайнерту переводы из Александра Блока («На поле Куликовом»), «Песню о Родине» В. Лебедева-Кумача, песню «Смерть Чапаева» (столь проникновенно исполняемую Бушем), стихотворение Константина Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...», посвященное Алексею Суркову. Меня поразила в этих переводах - и я сказал это Вайнерту - широта охвата различнейших художественных явлений, проникновенность понимания столь разных стилей, глубина овладения языком русского фольклора и русской поэзии. И тогда Вайнерт сказал мне, что, живя в России, он полюбил не только русскую жизнь, но и русское слово. Он вошел во внутренний мир, понял дух русского народа и только поэтому смог найти эквиваленты для русского слова-образа в немецком языке. И тогда же Вайнерт сказал, что проблема перевода - важнейшая проблема, что хороший перевод - это настоящая победа в германо-советской дружбе.
Эрих Вайнерт был большим другом советских людей и советской культуры. Однажды он развернул передо мной целую программу переводов из русских классиков на немецкий. Нужно, говорил он, открыть немецкому народу не только Пушкина, но и Лермонтова, нужно дать немецким читателям Некрасова и Шевченко. Очень важно перевести революционных демократов - Белинского, Добролюбова, Чернышевского.
Эрих Вайнерт был горячо любим хорошими людьми везде и всюду, где он появлялся. Большим почетом, глубоким уважением он был окружен и у себя на родине, в молодой Германской Демократической Республике. Он еще много сверх созданного мог бы сделать для немецкой поэзии, для немецкой социалистической культуры Но тяжелая болезнь - туберкулез - подсекла его силы, оборвала его жизнь.
Болезнь не красит человека. Но я не видел Эриха Вайнерта тяжелобольным. Я знал его полным творческой энергии. И память моего сердца хранит его живой образ. Я и сейчас вижу его подтянутым, энергичным, с высоко поднятой курчавой головой, с открытым взглядом светлых глаз, с веселой, чуть иронической улыбкой.
Я вижу Эриха Вайнерта таким, каким он живет в его книгах, - поэтом-бойцом.
"
Издание: "Эрнст Буш и его время", Григорий Михайлович Шнеерсон, Москва, Всесоюзное издательство "Советский композитор", 1971 год.
(Шнеерсон Г. М. Эрнст Буш и его время - М.: Сов. композитор, 1971. - 286 с. - Тираж 4 580 экз.)
Аннотация: В книге известный советский музыковед Г. М. Шнеерсон (1901-1982) рассказывает о жизненном и творческом пути великого немецкого революционного певца и актера Эрнста Буша (1900-1980). В книгу включены очерки об истории рабочего музыкального движения и революционного театра в Германии в период Веймарской республики и в ГДР в послевоенные годы, очерки о Б. Брехте, Г. Эйслере, Э. Пискаторе и других классиках левого крыла немецкой культуры первой половины ХХ века.
2. Распечатка текста статьи. "
Песня в Германии запрещена
Письмо из Берлина
Ганс Эйслер – это имя достойно того, чтобы его знала рабочая молодежь Советского Союза. Композитор-коммунист, композитор-массовик, Ганс Эйслер – одна из интереснейших фигур сегодняшней Германии. В своей работе он сочетает, во-первых, последние новаторские достижения современной музыки с требованием, чтобы музыка была умной, массовой, публицистической.
Он против концерта, где разобщены исполнитель и слушатель. Он – за хор, и в хоровом движении Германии он ведет работу по созданию коммунистической боевой линии в многочисленных, но закисших хоровых обществах с социал-демократической окраской.
Он – за массовость музыки, за ее приближение к массам средствами высочайшей сегодняшней техники.
Он – за радиомузыку и, в особенности, за граммофон. Борясь против развлекательной музыки, он и граммофон из средства оглупления рабочих мозгов превращает в средство их освежения и прояснения.
40 000 пластинок продано в Германии с его маршем «Красный Веддинг». Сейчас этот марш запрещен.
Его музыка публицистична.
Идут выборы в рейхстаг, избирателям раздают мыльца с надписью: «Голосуйте за с.-д.!», и уже Буш, постоянный исполнитель эйслеровских песен на пролетарских эстрадах Германии, поет песню о мыле, о том, как «вмылили обывателю эсдековщину», о кровавых социалистических руках и о попытке умыть их пеной этого мыла.
Становятся безработный в очереди к биржам труда – и уже пишет Эйслер песню о штемпелевке*. Это не просто заунывный вой изголодавшегося рабочего, руки которого в многолетних простоях забывают свою квалификацию – это одновременно и ироническое издевательство над блаженно-обывательскими песенками и мелодийками сентиментального бюргера маленьких городков.
* На карточке безработного штемпелем отмечается ежедневная явка на биржу труда.
Больше всего на свете Эйслер ненавидит «кич» - так по-немецки называется чувствительная, пошлая сентиментальщина, рассчитанная на щекотание в горле, на пуск слезы. Он ненавидит не только немецкий «кич», но и русский – всякие «Из-за острова на стрежень», «Очи черные», всю романсовую цыганщину, пошлые «Кирпичики».
Подходит немецкое рождество, и Эйслер пишет пародию на популярный церковный хорал, музыкально вскрывает за умилительной внешностью хорала урчание сытых желудков и оскал самодовольных мещанских морд. Вместо «ангельской» песни зазвучала песня пауков.
По Германии идут протесты против параграфа 218, карающего аборты и запрещающего давать женщине (зачастую безработной пролетарке, уже имеющей 6-7 детей) советы, как уберечь себя от беременности; Эйслер пишет на слова поэта Брехта издевательский диалог между врачом-чиновником и работницей, пришедшей просить об аборте (песня в Германии запрещена).
Обрубки империалистической бойни заботливо рассованы германской буржуазией по «шпиталям» (приютам-богадельням), чтобы не напоминать о преступлении тем, кто его вновь организует. А эйслеровский «Марш калек» тычет в зрачки нарядным кварталам страшные обрубки и крючья, грозящие революцией (песня в Германии запрещена).
Собирается интервентский поход против СССР – и уже пишется для рабочих колонн песня «Начеку», грозящая интервентам восстанием за их собственной спиной.
Одним из значительнейших фактов музыкально-театрального порядка было представление на берлинской эстраде нового произведения Эйслера и Брехта – «Мероприятие». Это, по существу, инсценированный показательный суд, где масса в лице огромного рабочего хора судит об успехах и ошибках нелегальной коммунистической группы.
Сейчас Эйслер с тем же Брехтом работают над новой живой вещью эпохи мировой войны «Эстафета правды». Летом Эйслер должен приехать в Москву, чтобы принять участие в дискуссионной исследовательской и творческой работе музыкальных объединений СССР, а также для постановки некоторых своих вещей.
Фото. Певец Эрнст Буш (слева) и поэт Эрих Вайнерт (справа) выступают в Большом зале Московской консерватории.
Место: СССР, Москва.
Дата события: 01.01.1936.
Арсений Гулыга "В гостях у Эрнста Буша" (1974) Цитата по: Журнал "Звезда", 1974 № 7, ЗАМЕТКИ ПИСАТЕЛЯ. Арсений ГУЛЫГА. В гостях у Эрнста Буша.– Стр. 182-188.
Арсений Гулыга – в 1945-1948 годах «Референт по театрам Управления военного коменданта города Берлин».
В статье известный советский германист А. Г. Гулыга рассказывает о своей поездке в ГДР в 1971 году.
"
В ГОСТЯХ У ЭРНСТА БУША
Арсений Гулыга
Ровесник века
Посадка окончена. Чемодан сдан в багаж, и мы с женой налегке занимаем места внизу у иллюминатора: на палубе сильный ветер. «Остров Хиддензее» отваливает от берега. Пароходик назван по имени курорта, куда мы держим путь.
Искра раскрывает путеводитель, и мы сообща начинаем его изучать. Хиддензее – остров без асфальтированных дорог и автомашин. Общая площадь 16,6 квадратных километра. Расположен в Балтийском море севернее Штральзунда и западнее Рюгена. Три населенных пункта – Клостер, Фитте, Нойендорф. Ежегодно здесь проводят свой отпуск 24 тысячи человек. Поля вереска. Дюны. Новое строительство запрещено.
К нашему разговору прислушивается сосед. Открыв бутылку пива (уже не первую), он вдруг констатирует:
– Вы – русские.
Получив подтверждение, расплывается в улыбке. Россия – страна его молодости: попал в плен еще в сорок первом году. Пришлось, конечно, туго, но он тогда был молод, а это главное; где бы ни прошли молодые годы, вспомнить о них приятно. Он пьет за наше здоровье, расспрашивает, как нам здесь нравится, куда мы едем.
– На Хиддензее. Нас пригласил Эрнст Буш. Вам знакомо это имя?
Он силится вспомнить. Я подсказываю:
– Певец.
– Ах да, знаменитый оперный певец...
В разговор вмешивается девушка в синей блузе «Свободной немецкой молодежи»:
– Эрнст Буш никогда не пел в опере, только на эстраде, только революционные песни.
***
...Впервые я услышал Эрнста Буша в 1936 году. По радио и на грампластинках. На уроках немецкого языка мы учили наизусть «Песнь единого фронта» и пели ее на демонстрациях. Наш школьный поэт сочинил перевод:
И так как все мы люди,
Нет охоты получать ботинком в рот.
Под собой не хотим мы видеть рабов,
А над собою господ.
Потом выяснилось, что первая строка совпадает с другим переводом, принадлежащим настоящему поэту. Может быть, мой одноклассник где-то прочел ее или услышал... Говорят, можно запомнить чужое стихотворение, а спустя некоторое время искренне считать, что ты его сам сочинил; так ли случилось с моим одноклассником, сказать трудно, а спросить нельзя: он погиб на фронте.
Детство кончилось, началась война. Я служил в политотделе дивизии. Ночью меня посылали на передний край, и через окопную звуковещательную станцию я передавал немцам последние известия, убеждал их сдаваться в плен, раскрывая всю бесчеловечность и безысходность их войны против нас. В заключение ставил единственную имевшуюся у меня немецкую пластинку: на одной стороне «Песня единого фронта» Буша, на другой его же – «Песня о солидарности». Где Буш и что с ним, я не знал. Впервые я увидел Эрнста Буша в Берлине в 1945 году. Он исполнял главную роль в пьесе «Маяк» Роберта Ардри на сцене Геббель-театра. На спектакль я попал по делам службы, моя новая должность называлась так: «Референт по театрам Управления военного коменданта города Берлин». Меня познакомили с Бушем, и мы быстро подружились. Он называл себя ровесником века.
Век опередил его только на три недели: Эрнст родился 22 января 1900 года. В Киле, в семье рабочего. Семи лет он уже выступал на сцене: в рабочем клубе, в хоре пел «Интернационал». Пятнадцати лет начал работать – слесарем на судостроительной верфи. (Слесарное дело он до сих пор считает своей основной специальностью; когда в тридцатые годы, уже будучи известным актером, он собрался в Москву, то написал Сергею Третьякову, не требуются ли в Советском Союзе квалифицированные слесари, и поехал, только получив утвердительный ответ.)
Восемнадцати лет Буш участвует в восстании кильских моряков, положившем начало Ноябрьской революции в Германии. С тех пор две страсти владеют его помыслами – революционная борьба и искусство. Эрнст руководит семинаром изучающих «Коммунистический манифест» и драматическим кружком, разучивающим «Фауста». Режиссер Кильского театра обращает внимание на талантливого юношу. Когда Буш оказывается без работы, его берут на сцену. Поручают роль в опере Масканьи «Сельская честь». Это было единственное выступление Буша в опере; он, правда, не пел, а только размахивал опахалом. Затем с успехом выступает как драматический артист и в конце концов попадает в театр Пискатора – театр новаторский, театр политический. Здесь впервые по ходу действия в одной из пьес он поет две песенки. Здесь начинается многолетнее сотрудничество с композитором Гансом и писателем Бертольтом Брехтом.
Лучшие песни Буша созданы им в сотрудничестве с Эйслером и Брехтом. Он пел на политических митингах компартии, в рабочих клубах, на подмостках литературных кабаре. Одновременно работал в театре и кино. После прихода к власти фашистов Бушу пришлось покинуть Германию. Начались скитания по Европе, которые в 1935 году привели его в СССР. Третьяков написал ему, что здесь нужны слесари, но еще больше – революционные певцы. И он пел. Немецкие, советские, а после 1936 года – и испанские антифашистские песни. Полтора года Буш провел на фронтах гражданской войны в Испании. После поражения республиканцев оказался в гитлеровском застенке. Из тюрьмы его освободили советские войска. На моих глазах происходило возвращение Буша к жизни искусства. Он играл Сатина в «На дне», поставил «Матросы из Каттаро» Фридриха Вольфа. И вскоре вернулся к деятельности певца-трибуна. Последнее было особенно трудно: в тюрьме Буш получил ранение, парализовавшее левую часть лица, стеснявшее его богатую мимику. Буш перешагнул и через это препятствие.
Мы расстались в 1948 году, когда мне пришло время возвращаться на родину. Новая встреча – в 1957 году: Буш с театром «Берлинский ансамбль» приехал на гастроли в СССР. Москвичи и ленинградцы помнят его в брехтовских пьесах «Матушка Кураж и ее дети», «Кавказский меловой круг», «Жизнь Галилея». О других его работах мы узнавали из немецких газет: Мефистофель в «Фаусте», Яго в «Отелло», Юлиус Фучик в пьесе «Прага остается моей».
Через восемь лет я снова в Берлине, но Буш на сцене уже не выступает. Он приступил к осуществлению «дела своей жизни» – созданию хроники песен нашей эпохи. На грампластинки с маркой «Аврора» записывается монументальный песенный цикл, отражавший историю века, ровесником которого довелось быть Бушу.
Когда им обоим исполнилось семьдесят лет, я послал Бушу поздравление. В ответ пришла открытка – шуточный автопортрет: юбиляр восседает на огромной груде приветственных телеграмм. Рядом текст:
Hier sitz' ich auf dem Meilenstein,
Und sehe froh verwundert.
Noch nie hab' ich so hoch getront
Seit anno 1900.
(Сидя здесь, на верстовом столбе, я смотрю вокруг удивленно и радостно; еще никогда с 1900 года не возносился я столь высоко.)
Все это выполнено типографским способом: отвечать, видимо, приходилось многим. Но рядом собственноручная (фламастером) приписка:
Hat sich gelohnt?
Die Frage stimmt mich heiter.
Mir hat es Spaß gemacht!
Ich mache weiter.
(Был ли во всем этом смысл? Вопрос смешон. Мне нравилось все это, и я продолжаю в том же духе.)
И вот, вместе с женой, я еду в гости к моему другу. Август. Мы проводим в ГДР отпуск. Побывали в Тюрингии и Саксонии, а теперь «Остров Хиддензее» везет нас на остров Хиддензее. Приближается низкий берег. Это Фитте – первая остановка и конечный пункт нашего морского путешествия. Уже виден причал, на нем люди. Постепенно я начинаю различать белокурую, неседеющую голову Эрнста Буша. Рядом с ним его семилетний сын Ули (Ульрих). Через несколько минут мы обнимаем друг друга. Дом Буша находится в трех километрах от пристани. Транспорта здесь нет. Я привязываю чемодан к велосипеду Эрнста и стараюсь не отстать от Ули, который едет впереди, указывая дорогу. Искра и Эрнст идут следом за нами. На полпути нас встречает Ирен – жена Эрнста. За ужином начинаются расспросы и воспоминания. Как поживают московские друзья? Что нового в театрах? Советская жизнь интересует Буша, и он хорошо ее знает. Сведения – не только из газет, но и из многочисленных писем, поток которых увеличился после того, как А. Л. Дымшиц в юбилейной статье в «Известиях» опубликовал адрес Буша (Берлин 111, Леонгард-Франк-Штрассе, 11).
Корреспонденцией ведает Ирен. Она приносит пачку писем. Я беру одно и читаю: «Дорогой друг Эрнст Буш! Я назвал Вас другом не случайно: Ваш чудесный, бесподобный голос сыграл в моей жизни огромную роль. Впервые я услышал его по радио в далекой сибирской деревне. Я был тогда подпаском и пас коров. В степи самостоятельно изучал немецкий язык с помощью учебников и книг, которые получал из Москвы наложенным платежом. Однажды я вернулся усталый из степи, лег в комнате отдыхать и вдруг услышал по радио немецкое пенье. Это была песня «Болотные солдаты», пел Эрнст Буш, как объявил диктор. С тех пор я полюбил Ваши песни. В 1939 году я стал преподавать немецкий язык в средней школе, своим ученикам я рассказывал о Вас. В 1941 году я воевал на фронте под Москвой с немецкими фашистами. В эти тяжелые дни вполголоса я напевал Ваши песни. Пулеметный расчет, которым я командовал, заинтересовался Вами, Вашей жизнью. Я рассказал солдатам о Вашей героической жизни, о Вашем искусстве, о том, что Вы воевали с фашистами в Испании. На войне я был два раза тяжело ранен и стал инвалидом... Дорогой друг Эрнст Буш, я знаю, что Вам пишет много людей со всего мира и что Вы очень заняты, но мне все же хотелось бы получить от Вас хоть несколько строк, они принесли бы подлинную радость инвалиду войны в далекой Сибири...»
– Ты ответил?
– Ни одно письмо не остается без ответа.
Дом в дюнах
Дома здесь имеют не номера, а названия. Дача Буша – «Дом на дюнах», соседняя (в полутора километрах) – «Изольда», и так далее. Дом небольшой: две комнаты внизу (гостиная и детская, предоставленная теперь в наше распоряжение) и две крохотные – наверху. Раньше «Дом на дюнах» принадлежал биостанции.
– Мне пришлось все перестроить, фактически сделать заново. И многое – своими руками. Ты ведь знаешь: я слесарь. В эти доски собственноручно вколотил двадцать тысяч гвоздей. Работа закончилась только в прошлом году. Кстати, вы здесь первые гости.
– Первые русские?
– Вообще первые.
Утро. Женщины и Ули ушли купаться.
Эрнст укладывает в песок принесенные с берега камни, я ему помогаю. Получается нечто вроде мощеной дорожки, ведущей ко входу в дом.
– Назовем ее аллеей Арсения, – говорит Эрнст...
Солнце ползет вверх. Эрнст уходит в тень, а я на пляж. До моря триста метров. Но идти можно только узкой тропкой, петляющей среди высокого (по колено) вереска. По вереску ходить ни в коем случае нельзя: заповедная зона.
Лиловый вереск, желтый песок, голубая вода и синее небо. Где я видел такое пронзительное и вместе с тем гармоничное сочетание чистых тонов? Ну, конечно, у Нольде! Надо сказать, что живопись немецких экспрессионистов, практически неизвестная у нас на родине, была, пожалуй, одним из самых сильных впечатлений от всей поездки по ГДР. Мы часами простаивали в музеях Берлина, Галле, Лейпцига, Дрездена перед полотнами Нольде, Шмидта-Ротлуфа, Кирхнера, Марка, Макке. Это было открытием, более того – откровением. Раньше (по репродукциям) эти художники казались нам выразительными рисовальщиками, надо было увидеть подлинники, чтобы понять, что перед нами великолепные колористы. И потом в разных местах страны мы наталкивались на реальные прообразы этого искусства. Так здесь, на Хиддензее, ясным августовским утром передо мной раскрылась палитра Нольде.
Размышляя о живописи, я незаметно перешел через песчаный гребень и оказался на пляже. Вот и Искра. Но, боже правый, что это значит: моя драгоценная половина нагишом.
– Ты что, мать, с ума сошла?
– Не кипятись, здесь иначе нельзя... Неудобно.
Я смотрю по сторонам и кругом вижу обнаженные фигуры. Ну и ну, это, оказывается, нудистский пляж. Отступать некуда, я сажусь на песок и вскоре понимаю, что быть здесь одетым не вполне прилично, это значит обращать на себя внимание, нарушать правила игры.
Когда мы были в Гарце, нам встретилась как-то в парке группа соотечественников, искавших стоянку автомашин. Мы проводили их и по дороге разговорились. Это были советские инженеры, работающие в Штральзунде и приехавшие на воскресную экскурсию в Вернигероде. Мы сказали, что собираемся в Штральзунд и далее на Хиддензее, они заулыбались: «Насмотритесь там на СФК!» Я не знал, что это такое. Оказалось – «Свободная физическая культура», новое название нудизма. И в путеводителе говорилось о пляже СФК в района Фитте, но я не предполагал, что «Дом на дюнах» находится в самом его центре. И Эрнст не предупредил, ни слова не сказал об этом.
Шок проходит, я начинаю присматриваться к тому, что здесь происходит. Бросается в глаза отсутствие молодежи. Мы обнаружили ее потом на обычном пляже: там игры, смех, веселье. Здесь же – тишина и спокойствие. Народу немного, в основном семейные группы: папа, мама, дети. У каждой семьи свое постоянное место, огражденное камушками, свой «бург».
На досуге я спросил потом Буша, как он относится к СФК.
– Нейтрально-созерцательно. Иоганнес Бехер, тот был энтузиастом этого дела. По его инициативе после 1945 года возникли у нас первые пляжи СФК.
Сам Буш предпочитает купаться рано утром, когда на море никого нет. И не жарко.
Разговор вертится вокруг разных мелочей, но я стараюсь направить его в интересующее меня русло: над чем сейчас работает Эрнст. Он отнекивается, говорит, что в отпуске, что вообще ему скоро «отчаливать», но потом проговаривается: приступил к созданию новой серии пластинок – «Красная шеренга», в которой найдет отражение вся история немецкого революционного движения, начиная с истоков. Буш отыскивает в библиотеках и архивах в ГДР и за границей забытые произведения, собирает иллюстративный материал. Первый выпуск будет назван стихотворной строкой из Гердера «Утренний привет немецкой свободы» и посвящен будет двум событиям – Крестьянской войне 1525 года и восстанию силезских ткачей 1844 года. Долгоиграющая пластинка вложена в конверт вместе с развернутым литературно-художественным введением, фактически – целой книжкой. На обложке – рисунок Лео Грундига из его графической серии «Немецкая крестьянская война», затем стихотворные тексты, фрагмент картины Макса Лингнера «Война крестьян» и историческая справка. Другая справка – о восстании ткачей, здесь же известный рисунок Кэте Кольвиц, стихи Гейне и Гервега, фотография, где запечатлена сцена из спектакля «Ткачи» Гауптмана (сентябрь 1930 года), в котором одну из ролей исполнял молодой Буш.
Кое-что уже сделано. Эрнст показывает иллюстрации. Потом включает магнитофон. Буш поет соло боевую песню Ульриха Гуттена (оригинальный текст 1521 года!), вместе с хором – песню «Флориан Гайер» и затем снова соло «Песню о ненависти» Гервега:
Дела любви нас не спасут,
Любовь – пустое слово,
Верши, о ненависть, свой суд,
Круши, ломай оковы!
Все это новые записи. Голос Буша чист, выразителен, неповторим, как и сорок лет назад.
«Жизнь Галилея»
Наша поездка по ГДР началась в Берлине. Несколько дней мы прожили в новой гостинице на Александерплац. Эта площадь теперь – своеобразный клуб молодежи; руины давно расчищены, транспорт перенесен на соседние улицы, кругом новые дома, кафе, магазины, в центре бьет живописный фонтан, на парапете которого можно сидеть. Здесь произошел любопытный разговор с западногерманскими студентами. Их было трое – рослые парни с локонами до плеч и столь экстравагантно одетые, что даже среди здешней нестандартной толпы они обращали на себя внимание. У одного через всю грудь по зеленой майке тянулся красный лозунг: «Руки прочь от Вьетнама!» Другой был в брюках, солидно вымазанных известкой. Впрочем, когда он подошел ближе, стало ясно, что штаны новые, добротные, только материал сделан так, что кажется грязным. И лозунг на груди первого тоже оказался фабричного происхождения.
Разговорился я с третьим. Звали его Ханс-Георг. В этом году он окончил естественное отделение, но диплома защищать не стал. Почему? Поступил на первый курс философского факультета. Что так? В каждом немце сидит философ. Но все-таки? Заведующий лабораторией – гнусная личность. В таком случае меняют лабораторию, а не начинают все сначала.
Тут моего собеседника прорвало: «Вы хотите знать почему? Хорошо, я скажу. Вы читали «Новый прекрасный мир» Хаксли? Помните, там из одной оплодотворенной клетки выводят 96 одинаковых человеческих особей, абсолютно тождественных, так что никаких индивидуальных отличий, никакой психологической несовместимости – идеально слаженный коллектив. Идентичность – основа общности. Мой шеф был одержим этой идеей. Да дело вовсе не в нем, а в самой науке. Вы представляете себе, что будет с личностью, если окажется возможным кардинально влиять на наследственность, формировать человеческий организм по заданной программе – кому как думать, как чувствовать, к чему стремиться! Для каждой профессии своя порода людей – послушные роботы, инициативные организаторы, воинственные солдаты. И все довольны. Ни тебе забастовок, ни студенческих волнений. И, уж конечно, никакой революции, капитализм на вечные времена! Вот почему я вышел из игры. Я хочу иметь чистые руки и чистую совесть. Вы ведь знаете, что Ган, первым расщепивший атом урана, после Хиросимы хотел застрелиться. И Эйнштейн не находил себе покоя. Говорят, что чувство вины ускорило его смерть.
Только не думайте, что я вообще против науки. Сейчас пишут статьи в защиту естествознания, доказывают что-то, оправдываются. А нас называют троглодитами, рисуют карикатуры. Нас – это членов лиги гуманизации науки. Да, представьте себе, есть и такая, к сожалению, малочисленная. Мы повторяет вслед за Брехтом: прогресс в познании природы при застое в познании общества подобен смерти. И еще хорошо сказано: кто хочет выжить, должен философствовать. Вот почему я оказался на философском факультете. Мы вовсе не хотим повернуть человечество вспять, мы не против цивилизации, промышленности, комфорта. И Манфред не против (Ханс-Георг показал на своего приятеля в штанах «под известку»), он только с виду похож на хиппи, ему отец подарил автомобиль, и он сейчас зубрит правила уличного движения. Современное общество не может жить без науки, но некоторые области, таящие в себе опасность, надо взять под контроль. Запрещены же ядерные испытания в атмосфере.
Я за науку с человеческим лицом. Может ли у нее быть звериный оскал? Еще какой! Вспомните о Гёбхардте. Вам это имя ничего не говорит? Профессор Гёбхардт был президентом немецкого Красного креста при Гитлере. В 1947 году его повесили в Нюрнберге. За проведение экспериментов на людях. Кстати, мой шеф был у него ассистентом, но каким-то образом ему удалось выкрутиться. В качестве «подопытных кроликов» использовали преступников, приговоренных к смерти, и советских военнопленных. Гёбхардт говорил, что Гиппократова клятва распространяется лишь на лечащего врача, а к врачу-экспериментатору отношения не имеет. Брехт же требовал Гиппократовой клятвы даже от физиков – «употреб-лять свои знания только на пользу человечеству». Мальчишкой в «Берлинском ансамбле» на Шиффбауэрдамм я видел «Жизнь Галилея». Никогда не забуду Эрнста Буша, произносившего эти слова. Они засели в моей голове так, что их оттуда и молотком не выбьешь. Это была для меня первая лекция о социальной опасности, которую несет наука в дисгармоничном обществе».
– Что ж, – сказал Эрнст, – суть дела парень схватил правильно. Брехт несколько раз переделывал пьесу, каждый раз усиливая именно те вещи, о которых говорил твой приятель. Знания – сила, все дело в том, в чьи руки они попадут, куда их направят. Пока существует капитализм, ученый должен вести себя осмотрительно, чтобы потом не хвататься за голову. Главное – социальный статус науки. Помнишь две реплики в пьесе. Андреа говорит: «Несчастна страна, в которой нет героев». Галилей ему отвечает: «Несчастна страна, которая нуждается в героях!»
– Человек обязан вести себя нравственно, но «несчастна», то есть не стабильна, подвержена угрозе распада та страна, то общество, где нравственное поведение требует героизма.
– Именно. Моральная проблема неразрешима вне социальной проблемы. Первоначально Брехт хотел сделать своего Галилея чуть ли не подпольщиком. Потом в Америке, работая с Лаутоном, готовившим роль Галилея, он изменил замысел и изобразил своего героя предателем. Лаутон играл «ренессансного человека», обжору и сластолюбца, сломленного в борьбе.
– Но ведь ты тоже стремился к портретному сходству. Я читал у Эйслера, что кто-то увидел во Флоренции твой бюст, порадовался твоей известности, но, подойдя ближе, понял, что это бюст Галилея. И осуждение слабости, проявленной Галилеем, который отказался от своих убеждений, у тебя прозвучало убедительно. Я помню, как твой Галилей ест в начале и в финале спектакля. Увлеченный работой, он наспех глотает куски, не глядя на пищу. А в конце он не ест, а священнодействует. Жареный гусь для него – смысл существования.
– Все это верно, но в берлинской постановке Брехта интересовала в первую очередь не судьба Галилея, не его осуждение, а роль ученого в современном обществе. И не астрономия, а наука вообще. Кстати, об астрономии у Брехта были весьма приблизительные представления. Он, правда, показал свою пьесу одному из ассистентов Нильса Бора, но тот, видимо, читал ее невнимательно. На репетициях я стал вдруг замечать, что иногда мне приходится говорить нелепости. Вместо «спутников Юпитера» в тексте стояло «планеты Юпитера». В первой сцене Галилей объясняет Андреа систему Коперника, и получалось, будто смена дня и ночи происходит потому, что Земля вращается вокруг Солнца...
– Брехт с большим вниманием относился к замечаниям Буша, – говорит Ирен (в то время она работала помощником режиссера в «Берлинском ансамбле»). – Брехт приходил раньше всех на репетиции, он с нетерпением ждал Эрнста и спрашивал, что тот придумал за ночь. Буш войдя в роль, разговаривал тоном Галилея, ученого, читающего лекцию. Астрономические термины так и сыпались.
Я рассказываю о московской постановке «Жизни Галилея». О том, что монахи там ходят по сцене с портфелями, что Высоцкий играет почти без грима, заключительный монолог он произносит, обращаясь не к собеседнику, а в зрительный зал; сцена пуста и погружена во тьму, освещено только лицо размышляющего вслух актера. В спектакле два конца, показывающихся два варианта судьбы ученого: сытое, бездумное прозябание и сопротивления до конца. В финале на сцену выбегают пионеры с вращающимися глобусами в руках, как бы демонстрируя, что все-таки она вертится, наша планета Земля.
– Это вполне в духе Брехта, – говорит Буш. – А первоначально пьеса так и называлась – «Земля вертится».
Сегодня экскурсия в Клостер. Впереди, подымая брызги выше головы, бежит по воде Ули, а мы идем степенно по берегу – Эрнст, Искра и я. Ирен приедет на велосипеде прямо к обеду, заказанному по телефону на час дня в местном ресторане.
Клостер – сам по себе ничем не приметный поселок – прочно вошел в историю современной немецкой культуры: здесь жил и похоронен Герхардт Гауптман. В доме Гауптмана «Зеедорн» («Морская колючка») – мемориальный музей. Мы направляемся туда.
Перед музеем выстроилась длинная очередь. Сегодня воскресенье, и здесь собрались не только местные отдыхающие, но и приехавшие с материка. Эрнст идет к служителю, что-то говорит ему, указывая на меня, видимо, что я советский германист, что меня привел сюда профессиональный интерес, что завтра я уезжаю. Служитель кивает головой, делает нам знак и ведет внутрь сада. Эрнст остается снаружи: он был в музее множество раз. Кроме того, его окружила толпа пионеров в ожидании автографов. Один малыш становится в позицию для игры в чехарду, на его спине Эрнст подписывает открытки и путеводители.
– Господин Буш сказал, что вы из Москвы, – говорит наш проводник. – Вам приходилось бывать на Хорошевском шоссе?
Я отвечаю, что в Хорошеве прошло мое детство.
– А я строил в сорок пятом году жилые дома на Хорошевском шоссе. По специальности я садовник, но в плену пришлось поработать каменщиком.
А дальше сообщается уже знакомое: было нелегко, но все плохое забывается, помнишь только хорошее, а что может быть лучше молодости. У входа в дом мы расстаемся, крепко пожав друг другу руки.
Гауптман приобрел «Зеедорн» в тридцатые годы. Он проводил здесь лето; зиму – в Силезии или в Италии. Он умер 6 июня 1946 года в Силезии, завещав похоронить себя на Хиддензее. После войны осуществить это было непросто: Силезия отошла к Польше. Только в конце июля специальный траурный поезд отбыл из Берлина в Штральзунд. В траурной церемонии принял участие Вильгельм Пик, который произнес на похоронах речь.
Меня всегда занимал вопрос, как Гауптман, автор «Ткачей» и «Флориана Гайера», мог остаться в гитлеровской Германии. Каково было ему гуманисту и демократу, среди фашистских чиновных бонз, культа военщины и расизма? И сейчас, рассматривая экспонаты музея, вслушиваясь в объяснения экскурсовода, я снова думаю об этом.
Кто-то берет меня за руку. Оборачиваюсь – садовник, с которым мы только что распрощались. Он шепчет:
– Раз вы из Москвы, я покажу вам что-то особенное.
Он ведет нас на второй этаж, куда посетителям нет доступа, открывает дверь в спальню Гауптмана, показывает на стену, испещренную надписями. Дрожащей рукой выведено: «Бегство – это убийство». Надпись сделана в 1933 году, когда у власти оказался Гитлер. «Молчание – величайшее искусство», – это в 1937 году. Гауптман в фашистской Германии чувствовал себя узником, заключенным. И как заключенный на стене камеры, он писал сокровенное на своей стене. Художник мыслит метафорами и реализует их в своей жизни. Гауптману было уже за семьдесят, когда произошел фашистский переворот. В такие годы трудно решиться на эмиграцию. Но вот Бушу сейчас столько же. Разве он мог бы молча страдать? Дело не в возрасте, не только в возрасте.
– У меня другая закваска, – говорит Эрнст, когда я делюсь с ним своими мыслями. – Я окончил антифашистский университет: три года французского концлагеря и два года каторжной тюрьмы в Германии.
Он некоторое время молчит, потом продолжает:
– В тюрьме меня питали два витамина: Н и М – ненависть и месть. После войны я год не подавал руки немцам.
– По-моему, ты преувеличиваешь. Я помню, как в сорок пятом ты говорил, что наказание должны понести преступники, а не народ в целом. Я помню, как ты вступился за Грюндгенса.
– Грюндгенс спас меня от смертной казни.
– Значит, даже среди немцев, занимавших при Гитлере высокие посты, были порядочные люди.
Я рассказываю, что у нас издан роман Клауса Манна «Мефистофель». Герой романа Хефген как бы списан с Грюндгенса – талантливый актер, он остается в гитлеровской Германии, пресмыкается перед ее заправилами, в результате возносится на театральный Олимп, но предательство оплачено потерей таланта и ожиданием возмездия. На обложке книги – лицо Грюндгенса в гриме Мефистофеля. В послесловии и в рецензиях упоминался Грюндгенс как прототип героя. Но никто не обмолвился о том, что роман написан в 1936 году, когда еще рано было окончательно судить о судьбе Грюндгенса. В результате у Клауса Манна получился упрощенный образ. Жизнь оказалась сложнее, она (вместе со следственными органами) оправдала Грюндгенса.
– В качестве предисловия, – говорит Буш, – надо было бы напечатать мое данное под присягой и заверенное у нотариуса заявление о том, что Грюндгенс спас меня. Вопреки истине он доказывал фашистскому суду, что я не причастен к политике, он нанял лучших адвокатов, которым удалось добиться смягчения приговора. Вместо гильотины я получил семь лет.
Разговор за обеденным столом в Клостере, да и после возвращения домой идет о делах политических. Буш говорит, что жизнь – это политика, а политика – это борьба; а в борьбе нейтральных не бывает. Каждый должен определить свое место, ответить на вопрос, в какой сражаешься армии.
– В августе 1968 года я не колебался. Вот прочти.
Он дает мне номер «Берлинер цайтунг», где напечатана его заметка, написанная в иронических тонах под Брехта. И имя героя – господина Кройнера – заимствовано у Брехта. «Господин Койнер узнал на улице от своего соседа, что войска союзных социалистических стран вступили в страну чехов и словаков. «О, – сказал господин Койнер, – это скверно». И задумчиво пошел дальше. Затем он остановился и сказал своему спутнику: «Представьте себе, Бавария, моя родина, не разрешила бы на своей территории военные маневры, а на границе с Чехией выставила бы плакаты «Мы нейтральны!» Кроме того, два генерала из южногерманской группы войск бежали бы в Прагу и передали врагу планы западногерманского генерального штаба. Что сказали бы по этому поводу господа из НАТО?» Спутник ответил: «Великолепно, в Европе наконец настал бы мир!» – «Правильно, – ответил господин Койнер. – Но, скорее всего, Пентагон отдал бы своим войскам приказ засыпать эту маленькую страну шоколадом». Он сделал небольшую паузу и добавил: «Как во Вьетнаме».
...И снова вечер. Лиловый закат сливается с лиловыми полями вереска. В небе загораются звезды, а на горизонте – огни шведских маяков.
А утром – восвояси. Пять дней прошли как один. На этот раз «Остров Хиддензее» уходит из Нойендорфа. Сюда значительно дальше, чем до Фитте, и Эрнст заказывает единственно возможный здесь транспорт – конную фуру. Женщины располагаются на коз-лах, мужчины – в кузове. Колеса на резиновых шинах мягко катятся по песку. Я рисую Ули русские буквы – осенью он пойдет в школу и будет учить русский язык. Искра разговаривает с возницей: его молодость прошла в Краснодаре, он был тяжело ранен, считал себя покойником, но русские врачи выходили его; на волах ездил на базар за махоркой.
Потом Эрнст начинает рассказывать о своем первом пребывании в Москве. «Межрабпом» заключил с ним договор на съемки в фильме «Восстание рыбаков» по рассказу А. Зегерс. Фильм не получился, но советских кинокартин он посмотрел много. «Веселые ребята» – это было хорошо. А «Цирк» – нет, «Цирк» ему не понравился. Там артисты за спиной у коллеги готовят его номер. Даже если коллега подонок, поступок этот недопустим с точки зрения профессиональной этики. За это исключают из «Международной ложи цирковых артистов» на двадцать лет... А вот «Веселые ребята» – это было действительно хорошо, весело!
...В 1972 году Эрнсту Бушу была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Вручение происходило в советском посольстве, на Унтер ден Линден. От имени советской общественности лауреата приветствовал режиссер Г. Александров. Потом состоялся концерт, в котором пел Эрнст Буш...
Вот и Нойендорф. Пароход стоит уже у причала. Пора расставаться.
– До свиданья, Эрнст! Приезжай в Москву! У тебя там много друзей, они ждут тебя. До свиданья!
"
У Буша есть одна класснейшая вещь - "Левый марш".
Суметь преложить на музыку эту маяковскую тарабарщину - это нЕчто! Здесь какое-то наитие свыше - создать барабанную симфонию.
Искать в Гугле и Ю-тубе по "Левый марш" или "Linke(n) marsh", слушать, качать и перецца.
112 лет со дня рождения певца Автор:
SW 22.01.12 18:04
Фото. Э. Буш в спектакле "Товарищ Каспер" П. Шурека. 1932 г.
112 лет со дня рождения певца Автор:
SW 22.01.12 18:05
Фото. Эрнст Буш у микрофона радиостанции "Коминтерн". Москва. 1936 год.
Видеозапись с выступлением Эрнста Буша Автор:
SW 22.01.12 18:07
на ютьюбе есть ещё одна запись с ним, кусок фильма "Das Meer ruft" (1933). Буш поёт песню "Als wir von Carravals kamen".
http://www.youtube.com/watch?v=x-CcBDuaI_I
НАЗАД
